Книга Кровавый век - Мирослав Попович

Российская армия избежала окружения и отошла более-менее организованно. Тем не менее, поражение было несомненным. К нему приобщился разгром сербской армии. Царь воспользовался поражением для устранения Николая Николаевича от руководства вооруженными силами. Главное командование Николай II взял на себя. Это вызвало глухие сетования «общества», но авторитет великого князя был настолько велик, что назначить на его место царь мог только самого себя.

В феврале 1915 г. младотурецкое руководство устроило армянский геноцид, вырезав миллион или полтора мирных армян, а в мае войска под началом одного из руководителей кровавого режима Энвер-паши были разгромлены под Сарыкамышем. Русские заняли Трапезунд. Успехи русских на Кавказе, однако, не могли оказать серьезного влияния на европейские события. Таким образом, Балканы – а вместе с тем Австро-Венгерская империя – оставались надежно защищенными.

Союзники попробовали разбить турецкую армию, высадив десант в Галлиполи, но операция провалилась.

В 1916 г. русские решили перехватить инициативу. Началось с наступления близ оз. Нароч в марте, но российские войска понесли колоссальные потери (около 70–100 тыс. убитыми против 20 тысяч у немцев) и исчерпали наступательные усилия. Полной неожиданностью для австро-венгров в июне 1916 г. стало наступление Юго-Западного фронта генерала Брусилова. Русские не имели численного преимущества над австро-венгерскими войсками и обошлись без длительной артиллерийской подготовки, но их удар на участке шириной в 450 км был неожиданным и притом фронтальным, что не давало возможности определить главные и второстепенные направления. Это был лобовой удар, неинтересный с точки зрения стратегии и оперативного искусства, но на первом этапе он обеспечил россиянам успех, которого они не имели ни раньше, ни позже. Однако и потери русских были огромны. В сентябре наступление немцами и австрийцами было остановлено.

Николай II беседует с командующим Юго-Западным фронтом А. А. Брусиловым

Брусиловский прорыв дал возможность французам выдержать оборону Вердена, помог итальянцам, привел к вступлению в войну Румынию, которая, в конечном итоге, понесла ужасные потери и ничего своим участием в войне не решила.

По абсолютным потерям в мировой войне на первом и втором местах оказались Россия и Германия: Германия – на первом, Россия – на втором месте по общему числу убитых и умерших; Россия – на первом, Германия – на втором месте по числу убитых и умерших среди мобилизованных. Жестокость и бездушность российского командования в отношении своих подчиненных, которых гнали в атаки как на убой, – все это очень хорошо известно, и можно думать, что терпение у русских раньше лопнуло именно потому, что они больше всего пострадали от войны. Однако, как ни странно, Россия была не самой потерпевшей от войны страной, если принять во внимание относительное количество жертв, то есть количество убитых на 1000 душ населения. А именно этот показатель позволяет понять, как пострадали села и города от «похоронок».

Российская патриотическая военная литература чрезвычайно гордится брусиловским прорывом; особенно советская – тем более, что генерал Брусилов после революции перешел на сторону красных. Однако есть основания считать, что именно это наступление принесло российской армии такие потери, которые сделали дальнейшую войну невозможной. Как показали исследования российских историков, Брусилов приуменьшил свои потери в официальных донесениях в десять раз.

Российские жертвы по количеству убитых и умерших на 1000 жителей страны были не такими значительными, как жертвы других стран. Россия потеряла 1,8 млн убитыми, а Франция 1,3 млн; понятно, что во Франции эти смерти ложились более страшным моральным грузом на меньшее по количеству население. Франция была на третьем месте по количеству убитых на 1000 человек населения – на первом оказались Сербия и Черногория, на втором – Турция, на четвертом – Румыния и только на пятом и шестом – соответственно Германия и Австро-Венгрия! Как ни странно, Россия не входит в первую десятку относительно наиболее пострадавших – она, невзирая на гигантское количество жертв, очутилась даже в лучшем положении, чем Новая Зеландия и Австралия.

После атаки

Груз человеческих жертв по-разному ложился на страны-участники мировой войны, а главное, что они при этом по-разному на него реагировали. Самые страшные опустошения принесла война на землю сербов, но они не потеряли волю к сопротивлению. Уже после подписанного турецким правительством перемирия Кемаль Ататюрк продолжал войну, пользуясь широкой поддержкой турецкого народа. Наконец, когда Австро-Венгрия уже не могла вести войну, немецкие вооруженные силы были еще вполне боеспособными; развал их армии наступил только после провала наступления в 1918 году.

Франция понесла колоссальные потери не только в силу объективных причин. Французское командование с его требованием героизма и жертвенности от солдат и офицеров, с его неумением и нежеланием беречь людей, настолько растратило моральный капитал своего государства – жертвы агрессии, что через два года начались военные бунты. Доверие к руководству страны катастрофически падало.

А для России потери и страдания оказались просто непереносимыми.

Согласно статистическим данным, 20 % новобранцев были непригодны к службе по состоянию здоровья, а юнкерские училища не могли подготовить нужное количество офицеров из-за общего низкого образовательного уровня. На 1 октября 1914 г. в России воевали 38 тыс. офицеров, под конец войны – 136 тыс. офицеров, на фронтах погибли 115 тысяч. Таким образом, Россия вынуждена была выставить на войне не менее 250 тыс. офицеров, а потребности были значительно больше.[143]

В полевом госпитале

В юнкерские училища брали с наименьшими образовательными данными, в командный состав российской армии мог пройти любой приказчик. При этом потери среди офицерского состава в процентном отношении были выше, чем среди солдат: на 100 офицеров было убито 8,29, а на 100 солдат – 5,94 человек.[144] Удивительно, что в солдатской среде господствовала такая враждебность к офицерам. Старое недоверие к «господам», к «образованным классам» прорывало сдерживающее поверхностное напряжение традиционного повиновения, и назревала катастрофа.

Представление о России как о неисчерпаемом источнике «пушечного мяса» было распространено и среди простого люда, и среди западных политиков. Полковник Энгельгардт, который ведал в годы войны в Государственной Думе отношениями с союзниками, вспоминал потом, что они никак не могли поверить в близость возможности исчерпания человеческих ресурсов России.