Книга Конец света. Первые итоги - Фредерик Бегбедер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сущности, я правильно сделал, что не спешил читать Сименона. 200 книг! Сколько счастья! Мне теперь до смерти хватит. И теперь я наконец-то понял, почему в 1939 году Жид сказал о нем, что он, «возможно, величайший прозаик и самый подлинный писатель во всей сегодняшней французской литературе». Его секрет называется трезвость.
//- Биография Жоржа Сименона — //
Бельгиец, скончавшийся в Швейцарии, — прежде всего человек, добившийся огромного успеха. Жорж Сименон родился в 1903 году в Льеже, а умер в 1989-м в Лозанне. В промежутке он собрал недурную коллекцию: 25 тысяч страниц и 10 тысяч женщин. Трудяга каких поискать (192 романа — по главе каждый день — и 155 рассказов), Сименон, помимо всего прочего, еще и виртуоз пера: «Лунный удар» («Le Coup de lune», 1933), «Помолвка месье Гира» («Les Fiançailles de M. Hire», 1933), «Негритянский квартал» («Quartier nègre», 1935), «Правда о Бэби Донж» («La Vérité sur Bébé Donge», 1942), «Дело Фершо» («L’Aîné des Ferchaux»; 1945), «Три комнаты на Манхэттене» («Trois chambres à Manhattan», 1946), «Письмо следователю» («Lettre à mon juge», 1947), «Грязь на снегу» («La neige était sale», 1948), «Маленький портной и шляпник» («Les Fantômes du chapelier», 1949), «В случае беды» («En cas de malheur», 1956), «Голубая комната» («La Chambre bleue», 1964), «Кот» («Le Chat», 1957)… В 1920-х годах он всего за десять лет из нищего журналиста превратился в писателя-миллиардера и спал с Жозефиной Бейкер (тогдашней Бейонсе). Все подающие надежды литераторы мечтают повторить его судьбу, забывая одну маленькую деталь: никто в ХХ веке не вкалывал так, как Жорж Сименон. И остановило его только самоубийство дочери (как случилось и с Марлоном Брандо).
Неужели Гийом Дюстан — последний ниспровергатель из числа французских писателей? Он намеренно шокировал публику, нащупывая, где проходят границы свободы. Он экспериментировал с непристойностью, чтобы потом было о чем рассказывать. Для нашего поколения он стал подопытным кроликом. Роль писателя заключается в том, чтобы делать то, что запрещено, особенно если разрешено все. Дюстан был не опасен, хотя страдал паранойей почти в той же степени, что и Соллерс: ему повсюду мерещились заговоры, со стороны стариков, родителей, гетеросексуалов, издателей. «Я описал невроз Запада»; «Осторожно. Я не Рено Камю. Я хуже».
Что нужно, чтобы иметь право именоваться гением? Достаточно ли быть больным, обдолбанным, склонным к провокациям и мании величия? Нет, недостаточно. Дюстан паясничал очень расчетливо. Выпускник ЭНА [101 — ЭНА (ENA) — Национальная школа управления; один из самых престижных французских вузов, готовит высшие административные кадры.], он хорошо знал, что лучшим оружием в нашем утомленном обществе служит провокация, а скандал — просто рабочий инструмент в руках того, кто желает изменить мир. А при чем тут литература? Ну как же, это двигатель, топливо, источник энергии.
В системе, приемлющей любую критику, необходимо довести уровень шума до максимума, иначе не пробиться к сознанию людей. Надо вывернуть наизнанку синтаксис, перемешать вместе английский (доминирующий язык) и французский (язык сопротивления), привести список своих друзей, переписать свое интервью с Бретом-Истоном-Эллисом-самым-великим-писателем-планеты, возмечтать о том, чтобы переспать с Биллом Клинтоном в гавайской рубашке, рискнуть сказать гадость о «евреях-леваках», оправдывая себя тем, что ты и сам еврей. Надо быть грязным. Надо быть двусмысленным. Надо быть неудобным.
«Николя Паж» — это пэчворк. Толстая книга о гомосексуальной любви, хроника заявленного краха, собрание отвергнутых статей, коллаж из неоконченных романов; куча-мала, в которой находится место для записной книжки покойной бабушки (чтобы показать, насколько изменились нравы на протяжении жизни всего двух поколений), сценария ситкома, договора с издательством, а также собственного самоубийства. Это книга прямого сообщения, книга, которая создается на наших глазах, «в реальном времени»; пазл, собранный на «отлично», не хуже плана диссертации для ЭНА, — сначала практика, потом теория. Сначала — как я страдаю, потом — почему.
После краха надежды на связь с Николя (27 лет) Гийом (32 года) принимает решение подробно поведать свою историю, включая пережитую на Таити депрессию, шуры-муры в задней комнате бара, неистовство хауса и попытку залечить душевные раны химией; он трансформирует свою боль в творчество, «чтобы не сойти с ума». Что это, очередная байка про гомиков? Ничего подобного. Читать Гийома Дюстана можно и не будучи геем, так же как мы читаем Тони Моррисона, хотя мы не чернокожие, Жана д’Ормессона — хотя мы не академики, а Бернара Франка — хотя мы не входим в число знатоков вина. На 70-й странице Дюстан говорит об этом абсолютно ясно: «Гетеросексуалам не помешало бы проявлять больше интереса к тому, что мы изобретаем». Например, почему только гомосексуалисты каждый вечер меняют партнеров? Нет, почему? А?
Дюстан умело соединяет четыре самых модернистских течения современной литературы: новый реализм (Уэльбек/Равалек/Депант), автовымысел (Доннер/Анго/Дубровски), экспериментальный стиль «денди-рок» (Шуль/Пакадис/Адриен) и прозу «гомо-порно» (Рено Камю/Эрве Гибер/Венсан Борель). Терять ему нечего, и он идет на все: использует реальные имена собственные (а в конце еще приводит указатель, сдавая скопом всех своих друзей); высказывается в пользу эвтаназии, евгеники и, подобно Сирилу Коллару или Эрику Ремесу, секса без презерватива. Результат не всегда удачен на все сто, и в тексте (позволю себе критику) встречаются длинноты.
Однако нельзя отрицать, что на этих нарочито эксгибиционистских страницах что-то такое имеет место. Освобождение тела, попытка изменить способ повествования, стремление революционизировать общество. Что же, порой по-детски неуклюже, говорит безнадежно влюбленный в самого себя Дюстан? Что мы продолжаем жить в обществе, где есть угнетатели и угнетенные, палачи и жертвы, в обществе, населенном узколобыми самоуверенными буржуа, ревниво оберегающими свой мир от любой новизны. Что «контркультура постепенно становится культурой доминирующей», хотя сохраняются многочисленные барьеры, препятствующие пересмотру «установленного технократического, авторитарного, патриархального и патерналистского, сексистского, классицистского, расистского и гомофобного порядка». И что вопреки всему надежда жива: «Я представил себе, что в 2100 году мир станет свободным».
Своим тотальным бесстыдством и наивным энтузиазмом, своей склонностью к самосозерцанию, свидетельствующей одновременно о тщеславии и ранимости, Дюстан и раздражает читателя, и увлекает его за собой. Он пробуждает в нас скрытый вуайеризм. Не спрашивая разрешения, он ухлестывает за нами и подсаживает на свою иглу. Слабак, ухарь, грубиян, рохля, он то поворачивается к нам своей самой мерзкой харей, то вдруг ошарашивает возвышенной сентиментальностью. Он просто человечен. «Люди полюбят меня, потому что проникнут в мой мозг».
//- Биография Гийома Дюстана — //
Жизнь Гийома Дюстана — это прежде всего спасительная история бунтаря. Он родился под именем Уильяма Баранеса в 1965 году. Получив блестящее образование (лицей Генриха IV, институт Сьянс-По и ЭНА), начал многообещающую чиновничью карьеру. Все изменилось в тот день, когда он узнал о том, что ВИЧ-инфицирован. Он бросил все, сменил имя, обрил голову, опубликовал в издательстве «POL» «автопорнобиографическую» трилогию: «У меня в спальне» («Dans ma chambre», 1996), «Сегодня вечером куда-нибудь схожу» («Je sors ce soir», 1997), «Сильнее меня» («Plus fort que moi», 1998) и основал в издательстве «Julliard» «отделение геев». Мне Гийом Дюстан понравился потому, что всех остальных он жутко злил. Символично, особенно для того времени, что Тристан Гарсиа сделал его героем своего вышедшего в 2008 году романа «Лучшая часть человечества» («La meilleure part des hommes»). Это позволило Дюстану второй раз получить премию Флора, пусть и посмертно. Он переплюнул самого Ромена Гари! Первые три его романа отличаются силой и плотностью, что нисколько не помешало ему напечатать «Николя Пажа» (издательство «Balland») и буквально взорвать свою устоявшуюся репутацию, а заодно удостоиться первой премии Флора в 1999 году. Кстати сказать, Жан-Жак Шуль годом позже был удостоен Гонкуровской премии за роман, в котором воплотил идею Дюстана — поставил в заголовок подлинное имя любимого человека («Ингрид Кавен», 2000). Появившийся затем «Божественный гений» («Génie Divin» — «вокруг-жуть-и-бардак»; напечатан в том же «Balland» в 2001 году за счет автора) предложил читателю еще более откровенный коллаж непотребств. В нем автор подвел теоретическую основу под свои сексуальные, наркотические, политические и философские практики. Кроме того, это был довольно халтурно сляпанный шурум-бурум. Ну и что? Керуак тоже писал халтурно. Изнуренный тритерапией, Дюстан бросил Париж и перебрался в Дуэ. Мне выпала честь опубликовать в издательстве «Flammarion» две его последние книги: «Последний роман» («Dernier Roman», 2004) и «Первый опыт» («Premier essai. Chroniques du temps présent», 2005). Он умер в этом году, в возрасте 39 лет, как Борис Виан. На его могиле на кладбище Монмартр выбита эпитафия: «Я старался понять каждое существо».
