Книга Мила Рудик и кристалл Фобоса - Алека Вольских

— Все, — с присущей только ему наглостью заявил Лапшин.

Бывший профессор Думгрота с интересом посмотрел на Ромку, потом отвел взгляд и тяжело вздохнул.

— Значит, о Квите? — словно бы переспрашивал он, но было ясно, что ответа он не ждал. — Ну что ж, тогда присаживайтесь — рассказ не на пять минут.

Ромка, не привыкший к излишней скромности, тут же опустился на ближайший стул возле стола. Мила уже собиралась было присесть на второй стул, как вдруг услышала сначала слабый, а потом все нарастающий шум: по мощеной булыжником улице тарахтели колеса и, судя по тому, что совершенно одинаковые звуки словно накладывались друг на друга, на улицу въезжала, как минимум, небольшая вереница карет.

И тут вдруг пол под ногами Милы ожил и самым неестественным образом начал куда-то уползать. Причем это происходило так быстро, что Мила не смогла удержаться на ногах и, коротко, глухо вскрикнув, упала, успев выставить вперед руки, чтобы не клюнуть носом в непокрытые ковром половицы.

— Что это?! — крикнул Ромка.

Мила взглянула на него и непроизвольно открыла рот, потрясенная происходящим: стул, на котором сидел Ромка, словно на рельсах, поехал в сторону дальней стены. А следом туда же устремился круглый деревянный стол. Ромка даже не делал попыток встать со стула. Секунда — и стул с треском ударился о стену. Ромка только успел прикрыть голову руками, чтобы не стукнуться о стену затылком, как увидел едущий на него стол. Глаза его стали огромными от испуга, но в последний момент Лапшин догадался, чем чревата такая встреча, и ловко съехал со стула на пол. Стол радостно поцеловался со стулом, а заодно и со стеной.

Господин Мезареф, еще не успевший далеко отойти от входной двери, вцепился обеими руками в стойку массивной металлической вешалки, которая, судя по ее удивительной неподвижности, была крепко-накрепко вделана в пол.

Колеса за окном тарахтели уже очень громко, казалось, что кареты прямо сейчас проезжают под окнами квартиры господина Мезарефа.

Мила бросила беглый взгляд вокруг и заметила, что почти все предметы в комнате катятся в ту же сторону, куда уехал Ромка со стулом. Скользили по полу кресла и шкафы. Кувыркались свитки. Катились чернильницы, разбрызгивая по полу чернила. С подоконника рухнул на пол горшок с кактусом. Черепки глиняного горшка разлетелись в стороны, а кактус вместе с землей беспомощно шмякнулся на деревянные доски и так и остался лежать.

Тут пол под Милой опять вздрогнул, и все вокруг понеслось в обратную сторону. Свитки, чернильницы, стулья и стол, из-под которого вовремя успел выбраться Ромка, устремились к окну — прямехонько на горемычный кактус. Мила опять потеряла равновесие и плюхнулась на спину. Ромка вначале героически упирался руками об пол, но не смог сопротивляться силе толчка и кубарем полетел к окну.

— Ай! — сказал Ромка, приземлившись на мягкое место почти в центре комнаты.

Мила осторожно повела глазами. Из окружающего беспорядка ее взгляд выхватил сморщенный под окном в горке земли кактус и остановившийся от него в полуметре круглый деревянный стол. Движение в комнате замерло.

Господин Мезареф с невозмутимым видом отпустил вешалку и, не обращая внимания на поднимающихся с пола Милу и Ромку, подошел к окну.

— Дилижансы, — усталым голосом сказал он, отодвигая стол поближе к центру комнаты. — Вечерний рейс из посольства.

Он протянул руку с волшебным перстнем в сторону кактуса. Перстень сверкнул яркой вспышкой, и тут же черепки глиняного цветочного горшка поползли к горстке земли и словно срослись друг с другом. Землю вместе с кактусом при этом засосало внутрь восстановленного горшка. Господин Мезареф наклонился, поднял горшок с пола и водрузил его обратно на подоконник.

— И так каждый день, — по-прежнему не глядя на гостей, пробурчал он с утомленным видом. — В лучшем случае это происходит раз в день. Но чаще за день мимо проезжает две, а то и три шеренги. И это только из посольства. В другой раз и одинокая какая-нибудь карета проедет.

— Что… — еле дыша, спросил Ромка, — что это значит?

Господин Мезареф с упреком посмотрел на Лапшина.

— Н-да уж… Кто здесь не живет, тот и не замечает. — Он неодобрительно качнул головой. — Что ж тут непонятного? Улица узкая. Дилижансам по ней не проехать. Вот дома и выгибаются дугой, чтобы проезд сделался шире. — И ворчливо добавил: — Ездят, ездят и даже не обращают внимания.

Теперь ребята поняли, почему господин Мезареф так ценил свои светящиеся пузыри. Лампы при такой качке просто разобьются, а горящие свечи, упав на пол, устроят пожар.

Когда усилиями хозяина комната была приведена в порядок и ребята сели на предложенные им стулья, господин Мезареф тяжело вздохнул, возвращаясь к началу их беседы.

— О Бледо Квите я вам ничего не расскажу, — сообщил он. — Я никогда не видел этого мальчика. Мне ничего не известно о нем, кроме самого факта его существования.

Ромкино лицо разочарованно вытянулось.

— Но я могу рассказать вам о его отце — Терасе Квите, — продолжал господин Мезареф. — По большому счету, в случае с семейством Квит только история Тераса и имеет значение.

Он по очереди посмотрел на своих гостей.

— Хотите ее услышать?

Мила с Ромкой быстро переглянулись и дружно кивнули в знак согласия.

ИСТОРИЯ, КОТОРУЮ РАССКАЗАЛ ЭШ МЕЗАРЕФ

Терас Квит был тихим и забитым мальчиком. Он был довольно способным учеником, но особыми талантами не блистал. Вернее, его таланты были не из тех, что производят впечатление на сверстников. Наибольшие способности с самого начала он проявлял в алхимии, и, по всей видимости, именно это сыграло с ним злую шутку. Ничего удивительного не было в том, что его способности к алхимическим наукам привели его в Золотой глаз. Можно предположить, что если б его судьба сложилась хорошо, то со временем он мог бы стать выдающимся алхимиком. Однако этого не случилось.

Златоделами чаще всего становятся дети сильные характером и властные по натуре, поэтому одноклассники Тераса не желали принять его как равного им. Тихий, слабый, невзрачный, он был жертвой беспрерывных насмешек с их стороны. Они не любили его, считали, что он недостоин быть одним из них.

Само собой разумеется, друзей у Тераса не было. Он был очень одиноким мальчиком и, кажется, просто смирился с таким положением вещей. По крайней мере, он никогда не пытался завоевать расположение своих одноклассников, наоборот — он старался держаться особняком, чтобы привлекать к себе как можно меньше внимания. Но, к сожалению, однажды ему это не удалось.

В Золотом глазе, в отличие от других Домов, кроме охранников-гекатонхейров, каждую ночь следит за выходом из Золотого глаза кто-то из учеников. В ту ночь, о которой пойдет речь, это был Терас. Трое студентов, его сокурсников, дождавшись полуночи, решили выскользнуть из Золотого глаза. У молодых людей были свои планы на эту ночь — их ждали развлечения куда более интересные, чем ночной сон. Однако, к несчастью для всех, на их пути возникла неожиданная помеха в лице их тихони-одноклассника. Терас сказал, что не может выпустить их, а если они все-таки уйдут, он вынужден будет рассказать об этом декану. Троица златоделов только посмеялась над ним — разумеется, им и в голову не пришло менять свои планы. Возможно, Терас уступил бы им и не стал бы никому ничего рассказывать, но молодые люди, начав глумиться над мальчиком, уже не могли остановиться: их насмешки становились все более жестокими. Им пришло в голову проучить своего однокурсника-изгоя, и вряд ли в тот момент кто-то из них мог предположить, какие страшные последствия будет иметь их шутка.