Книга Клавдий. Нежданный император - Пьер Ренуччи

У императоров тоже были претензии, которые они адресовали «народу-публике». Одна из них довольно регулярно всплывала в связи с играми и прочими собраниями — рождаемость. Малая плодовитость италийцев тревожила политическое руководство уже много лет. Август как-то использовал представление, чтобы слегка разрекламировать многодетные семьи: в тот день он представил толпе своего внучатого племянника Германика в сопровождении кое-кого из своих девятерых детей. Клавдий оригинальным образом воспользовался его примером по случаю состязания гладиаторов. Он должен был отправить в отставку гладиатора-колесничего. Такие освобождения сопровождались небольшой церемонией: хозяин (в данном случае император) вручал гладиатору жезл, символизировавший власть ланисты (владельца школы гладиаторов), которая отныне на него не распространялась. В данном конкретном случае, похоже, к церемонии тщательно подготовились. Четыре сына гладиатора явились просить Клавдия даровать эту милость их отцу, принцепс соизволил согласиться и вручил пресловутый жезл под гром аплодисментов. По трибунам тотчас стали передавать таблички, указывавшие народу, «как хорошо иметь детей, если даже гладиатор, как можно видеть, находит в них защитников и заступников».

Публика, разумеется, внимательно следила за поведением императора во время представлений. Он должен был проявлять к ним интерес — хотя бы для виду. Цезаря народ раскритиковал за то, что он работал в своей ложе, и Август тщательно этого избегал. Он предпочитал притворяться, будто любит представления. Говорил всем подряд, что ходит на них с охотой, и некоторые, возможно, действительно ценил. Присутствуя на представлении, следил за действием, ни на что не отвлекаясь, но уходил всегда, не дождавшись конца. Однако непременно извинялся за это перед зрителями и рекомендовал им магистрата, который займет его место. В общем, у него были хорошие манеры. Тиберий зрелища терпеть не мог и даже не старался скрывать свое отвращение. Однако ходил на них из чувства долга и уважения к организаторам, поскольку сам устраивал их крайне редко. Явственное отсутствие интереса отнюдь не способствовало популярности Тиберия в Риме, который он в конце концов покинул, поселившись на Капри. Калигула, пусть даже из враждебности к сенаторскому сословию, всячески старался ублажить римский народ — самую верную свою опору. Этим и объясняется, что он устроил множество зрелищ за свое краткое правление, отдавая предпочтение боям гладиаторов, находившимся в его компетенции. Новым в его поведении было то, что он отринул сдержанность своих предшественников. Он открыто «болел» за того или иного участника состязаний: за «зеленых» во время гонок колесниц, за фракийцев в боях гладиаторов — и даже порой огрызался на публику, если у той были иные фавориты.

Клавдий, похоже, вел себя в духе Калигулы, целиком погружаясь в демагогический мир зрелищ. Однако он не дошел до того, чтобы самому выступать на арене, как некоторые из его преемников, начиная с Нерона, хотя, более не ограничиваясь, как Август и Тиберий, ролью просто зрителя, он некоторым образом выходил на первый план и играл более активную роль. Например, мы только что видели, как он распространял таблички, агитирующие за увеличение рождаемости. Кстати, он взял в привычку (и людям это нравилось) общаться с народом письменно, а не через глашатаев. Своей любезностью, шутливым и веселым тоном и своеобразной манерой награждать победителей он повышал свою популярность.

Как и его племянник, Клавдий устраивал множество зрелищ. Если считать пропорционально годам его правления, то, вероятно, даже больше. Так, он оплатил дюжину состязаний колесниц помимо тех, что устраивали магистраты. Он даже добавил к ним забег верблюдов. Но оригинальность этих состязаний заключалась в интермедиях: между сериями по пять забегов Клавдий вставлял травлю хищников, которая имела большой успех. Римляне в самом деле стали весьма охочи до venationes, на которых им показывали свирепых экзотических зверей. Август велел привезти 420 пантер, Помпей прежде него — 410 пантер и 600 львов. Клавдий выставил три сотни хищников из семейства кошачьих и столько же медведей; на одной такой травле приговоренный к смерти уцелел, набросив свой плащ на голову льва, который на него нападал. Ослепленный, хищник сразу присмирел. Кроме того, публику развлекали фессалийские всадники, гоняющиеся за дикими быками, — что-то вроде современных пикадоров.

Клавдий также регулярно устраивал бои гладиаторов, которые очень любил (еще одна общая черта с Калигулой). Племянник предпочитал фракийцев и недолюбливал мурмиллонов, повелев уменьшить их вооружение. Дядя же отдавал предпочтение бестиариям, сражавшимся с дикими зверями. Светоний утверждает, что ему так нравилось смотреть, как воины умирают на арене, что он велел перерезать горло всем упавшим, в частности ретиариям[69], потому что те сражались без шлема и, когда они умирали, можно было видеть их лица. Из кровожадности он присутствовал на всех «полуденных боях». Так называли бои, устраиваемые в обед; их особенностью было то, что в них сражались приговоренные к смерти, которых заставляли убивать друг друга без всякой защиты. Здесь не было никакого искусства фехтования, никаких щитов и шлемов — ничего, способного отдалить конец. Кинжал, кожа. Быстро проступает кровь, смерть не за горами. Побежденный и победитель погибают. Для таких зрелищ тоже находилась публика, которой эта резня заменяла обед. По словам Светония, там бывал и Клавдий. Не в силах насытиться, он якобы заставил сражаться смотрителей машин, когда не сработал какой-то механизм. Он дошел до того, что швырнул на арену своего номенклатора[70] в тоге. Ни один автор не подтверждает слова Светония, который, похоже, пересказывает досужие сплетни. Даже Сенека в «Отыквлении божественного Клавдия» ни словом не упоминает об этом нездоровом пристрастии. Странная забывчивость со стороны самого злобного преследователя Клавдия, который к тому же обличает в письмах Луцилию жестокость «полуденных боев» и тех, кто на них присутствует: «Всё прежнее было не боем, а сплошным милосердием, зато теперь — шутки в сторону — пошла настоящая резня! “Но он занимался разбоем, убил человека”. — Кто убил, сам заслужил того же. Но ты, несчастный, за какую вину должен смотреть на это?»[71]

Правда это или ложь, уверения Светония все же представляют интерес, поскольку указывают на то, каким должно было быть в то время пристойное поведение императора во время сражений гладиаторов. Биограф упрекает Клавдия не в том, что он велел приканчивать побежденных, а в том, что получал от этого удовольствие и не скрывал его, то есть опускался до уровня плебса. Такое поведение было тем более неподобающим, что в I веке еще не вошло в обычай систематически убивать побежденных, как это будет к концу следующего века. В интересующую нас эпоху гладиатор умирал либо от удара, полученного в бою, либо потому, что зрители отказывали ему в пощаде, когда он сам объявлял себя побежденным. Но этот отказ был наказанием за то, что он плохо сражался. Вот чем объясняется негодование Сенеки, которому бои гладиаторов кажутся проявлением милосердия по сравнению с беспощадными полуденными зрелищами.