Книга Прячься от меня, Дорогая - Мари Роуз

в ее глазах, то, как она вкладывала ее в каждый жестокий замах, завораживало. Она была могущественной, первобытной и совершенно захватывающей дух.

Пробираясь по лесу, стараясь не спотыкаться о корни или камни, я то и дело поглядываю на Гидессу. Ее мокрые волосы прилипают к лицу, но даже в таком растрепанном виде она выглядит неземной, как богиня-воительница после битвы. Я чувствую прилив желания защитить ее, яростное желание уберечь.

Наконец, в поле зрения появляется дом, его знакомые очертания кажутся желанным зрелищем. Я подхожу к двери, перенося вес Гидессы, чтобы достать ключи. Замок со щелчком открывается, и я толкаю дверь плечом, ступая в тихое, тускло освещенное помещение.

Я осторожно поднимаюсь по лестнице, мои шаги легки, чтобы не разбудить ее. Дверь спальни слегка скрипит, когда я открываю ее, комната залита мягким лунным светом, проникающим сквозь занавески. Я осторожно кладу ее на кровать, тело погружается в мягкий матрас. Она едва шевелится, и с ее губ срывается тихий вздох.

Используя газ, спрятанный в потайном отделении, я убеждаюсь, что она погрузилась в сон еще глубже, это продержит ее в отключке достаточно долго, чтобы сделать то, что мне нужно.

Я опускаюсь на колени рядом с кроватью и начинаю деликатную работу по снятию с нее платья и бикини, мои движения медленные и осторожные. Отбрасывая мокрую одежду к двери спальни, я делаю мысленную пометку постирать ее для нее.

Встав, я направляюсь в ванную, наполняю миску теплой водой с мылом, затем беру чистую мочалку и полотенце. Я возвращаюсь в спальню, и ставлю все это на прикроватный столик.

Я сажусь на край кровати, осторожно приподнимаю ее руку и окунаю мочалку в мыльную воду. Я начинаю мыть ее, ткань скользит по коже, смывая события ночи. Ее дыхание остается ровным, и я не тороплюсь, желая убедиться, что о каждом дюйме ее тела позаботились.

Закончив, я вытираю ее полотенцем, стараясь высушить волосы, не потревожив ее. Я убираю несколько прядей с лица, задерживая пальцы на нем. Я никогда не знал никого, кто был бы так красив, как она, — не только внешностью, но и индивидуальностью. Ее красота — маяк для темных и развращенных людей в этом мире, и, к сожалению, нужно будет кое-то сделать, чтобы отпугнуть других.

Я натягиваю простыню на ее тело, встаю и беру миску с водой, полотенце и одежду по пути из спальни. Я бесшумно, с привычной легкостью передвигаюсь по дому, и уже скоро одежда и полотенце выстираны, а миска ополоснута.

Затем я подхожу к скрытой панели под лестницей, открываю ее и достаю оттуда вещи. Снова закрыв панель, я поднимаюсь обратно в спальню. Я раскладываю предметы на прикроватном столике, беря два из них. Включаю один из них и нажимаю кнопку в верхней части.

Мне действительно понравился этот наряд на ней раньше, и я действительно говорил, что никогда не буду контролировать, что она носит, а что нет. Но скоро все узнают, что она принадлежит нам.

Глава 33

Гидесса

Я просыпаюсь с криком, вырванная из сна, когда чувствую, как огонь пронзает меня насквозь. Обжигающий жар и запах горелой плоти заставляют меня задыхаться, но это ничто по сравнению с болью. Она захлестывает мои чувства так быстро, что темнота бессознательного состояния спасает меня от нее в считанные мгновения, потому что боль слишком сильна, чтобы мое тело могло справиться с ней. Но вместе с темной приходит воспоминание, которое я пыталась забыть…

* * *

17 Лет Назад

Мой Папочка готовит, когда кто-то приходит в дом. Уже поздно, солнце уже село. Шона гостит у подруги: она всегда была популярной. Она пыталась взять меня с собой, но сегодня я просто хотела остаться дома.

Взрослые разговаривают в гостиной, и я знаю, что не стоит перебивать. Тихо проходя на кухню, я вижу, что на плите что-то готовится, я знаю, что об этом забыли, потому что вода немного переливается через край, а звук ее шипения при стекании достаточно тихий, чтобы они не услышали его с того места, где они находятся.

Подтаскивая стул, я запрыгиваю на него, и протягиваю руку, чтобы выключить плиту, как показывал мне папа, но вода все еще капает и издает этот шипящий звук. Протягивая руку, чтобы отодвинуть кастрюлю от этого места, я касаюсь металла кончиками пальцев и ахаю, когда боль пронзает меня в том месте, где я прикоснулась к посуде. Слезы наполняют мои глаза, но я не хочу влипать в неприятности, поэтому я проглатываю крик, который мгновенно подступает к моему горлу. Всхлип все еще вырывается, и я смотрю вниз, туда, где два кончика моих пальцев теперь порозовели и их остро покалывает.

— Если ты пососешь их, это поможет. — Позади меня раздается голос, и я ахаю, поворачиваясь слишком быстро и почти падая со стула. Руки поддерживают меня, но это не взрослые руки, это руки ребенка.

— Прости, я не хотел тебя напугать, — говорит он, и я обнаруживаю, что смотрю в большие зеленые глаза. Его темные волосы подстрижены так близко к голове, что их почти не осталось, из-за чего выделялись его глаза.

Я быстро слезаю со стула и отхожу.

— Кто ты? — Спрашиваю я, засовывая обожженные пальцы в рот.

Его губы изгибаются в сторону, как будто он прикусывает внутреннюю сторону щеки.

— Никто, — говорит он через мгновение. Он выглядит очень грустным.

Я в замешательстве наклоняю голову, снова опуская руки по бокам.

— Тебя зовут “никто”? — Спрашиваю я, смеясь, и он улыбается, хотя печальный взгляд не исчезает полностью.

— Нет, Линкольн, — говорит он, качая головой. Не могу сказать, что виню его за желание, чтобы его называли как-то по-другому.

Я пытаюсь перестать смеяться, но не могу.

— Звучит как имя старика, — замечаю я, и он закатывает глаза. — Понимаю, почему ты хочешь, чтобы тебя называли "никто".

Это выражение полностью возвращается на его лицо, и это приводит меня в замешательство, поэтому я перестаю смеяться. Я не хотела его расстраивать.

— Я не хочу, чтобы меня называли “никто”. Это просто то, что мои родители говорят мне все время. Что я никто и ничто, — объясняет он, отчего мне сразу хочется плакать.

Он выдвигает один из стульев из-за стола и садится, поэтому я подтаскиваю стул обратно к нему, чтобы тоже сесть. Сложив руки на плоской поверхности, он опускает на них голову, и на мгновение мне кажется, что он плачет. Я никогда раньше не видела плачущего мальчика.

— Они ошибаются, — говорю я, кладя руку ему