Книга Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных - Люси Кук

в сети семейных связей и союзов. Благодаря своим превосходным навыкам общения и посредничества Мама пользовалась необычайным влиянием. Все взрослые самцы формально превосходили ее по рангу, но все же они нуждались в ней и уважали ее. «Желание Мамы становилось желанием всей колонии», – сказал де Ваал.

* * *

Способность альфа-самок создавать королей наблюдалась и у других классических приматов с доминированием самцов. Барбара Смэтс, заслуженный профессор антропологии Мичиганского университета, задокументировала, как, например, у макак-резусов и верветовых обезьян на стремление самца достичь доминирования и сохранить его значительно влияет поддержка высокопоставленных самок.

Самки верветовых обезьян остаются в своей родной группе и образуют прочные пожизненные связи с сородичами, в то время как самцы расходятся и присоединяются к другим, неродственным группам. Это дает самкам огромное количество энергии. Матрилинии родственных самок образуют стабильное ядро и объединяются против доминирования самцов. Самки будут препятствовать присоединению определенных самцов к группе и выгонять других, порой раня или даже убивая их в процессе.

«По сути, это группы самок. Самцы могут появляться и исчезать, но альфа-самка является центральной фигурой и обладает большой властью», – сказал мне де Ваал.

Будучи стабильным ядром группы, самки часто являются ее мозгом, хранителями важных экологических знаний о том, где найти лучшие места для пропитания или безопасного сна. Самки млекопитающих, как правило, живут дольше самцов, а потому они опытнее. Мудрость дает им полномочия руководить своей группой. Например, среди капуциновых обезьян именно миниатюрные самки, а не альфа-самцы, чаще становятся лидерами, когда дело доходит до поиска пищи и групповых движений. Самки бросают вызов вековому предположению о том, что доминирование и лидерство – одно и то же.

Социальное влияние этих матрилиний самок десятилетиями игнорировалось; вместо этого исследователи сосредоточились на более драматичной политике альфа-самца и шумных махинациях его иерархии доминирования. Считалось, что самки приматов слишком озабочены материнством, чтобы быть способными организоваться в какую-либо властную структуру. «Самки приматов, по-видимому, биологически не запрограммированы на доминирование в политических системах», – писал в 1970 году Лайонел Тайгер, знаменитый канадский антрополог, известный тем, что ввел термин «мужская дружба».

Эти стереотипы постепенно меняются. Чем больше изучаются матрилинейные линии самок, тем яснее становится, каким серьезным групповым авторитетом они обладают, влияя на социальные результаты способами, которые традиционно недооценивались, если рассматривать их через призму физического доминирования, и таким образом подрывая предполагаемую автономию альфа-самца.

Что интересно в истории Мамы, так это сила, которую она черпала из социальной сети, состоящей из неродственных самок. Колония в Арнеме, хотя и стремилась быть как можно более естественной, была искусственной в том смысле, что незнакомые самки оказывались в тесной близости друг от друга. Кроме того, группа была обеспечена достаточным количеством пищи, так что самкам не приходилось конкурировать за ресурсы и у них была возможность сплотиться.

Эта экспериментальная ситуация демонстрирует, насколько гибки социальные роли шимпанзе и как легко они приспосабливаются к различным ситуациям окружающей среды. В дикой природе самки шимпанзе не пользуются таким авторитетом. В отличие от самок верветок, как только самка шимпанзе достигает половой зрелости, она покидает свою родовую группу и переходит к кочевой жизни, добывая пищу в одиночку в лесу. Любые самки, которых она встретит на своем пути, будут рассматриваться как конкурентки, поэтому они не сближаются. Если ей случится присоединиться к группе, там не будет знакомых членов семьи, с которыми она могла бы общаться, и единственная значимая связь самки будет с ее потомством.

Напротив, самцы не расходятся и проводят жизнь в окружении своей семьи. Самцы шимпанзе составляют ядро стаи и в течение своей жизни развивают сложные взаимоотношения и высшую социальную силу.

Таким образом, модели расселения могут быть точным способом прогнозирования динамики власти у социальных приматов. Влиятельный антрополог из Гарвардского университета Ричард Рэнгэм сформулировал это наблюдение в виде часто цитируемой теории, согласно которой пол, который остается в своей группе по рождению, всегда будет развивать более прочные взаимные связи. Врангхэм вывел свой основополагающий тезис в связи с группкой приматов, у которых самки, в отличие от самцов, мигрируют. Приговоренные к жалкому, беспомощному образу жизни без пары, беспородные самки приматов – кошмар каждой феминистки. Врангхэм отмечает, что все они подчинены физически превосходящим их самцам, страдают от «незначительных и недифференцированных» отношений, не имеют никакой своей заметной иерархии доминирования, и почти нет свидетельств существования у них коалиционных союзов.

Помимо шимпанзе, к несвязанным самкам приматов относятся гориллы, колобусы и гамадрилы (Papio hamadryas). Последние оказались наименее эмансипированной группой и удостоились сомнительной чести быть названными «самой несчастной и наименее независимой из всех нечеловеческих приматов» антропологом Сарой Блаффер Хрди.

Вы же не хотите перевоплотиться в самку гамадрила! Эти социальные обезьяны Старого Света живут большими группами и ведут скудный образ жизни, добывая семена и побеги в полупустынных бесплодных землях Сомали, Судана и Эфиопии. Половой диморфизм экстремален: крепкие самцы в два раза крупнее самок, имеют ужасающие клыки и великолепную белую гриву. Самки, напротив, нервные, неопрятные, маленькие коричневые существа.

Мужественные самцы накапливают и содержат гарем примерно из десяти – двадцати самок уникальным жутким способом: похищая их из семей, когда они еще не достигли половой зрелости. С первого дня незрелая самка приучается своим похитителем к непоколебимому повиновению с помощью обычного домашнего насилия. Если, например, она отойдет хотя бы на несколько метров, чтобы глотнуть воды, ее поработитель будет преследовать и нападать на нее, иногда с такой силой, что она отлетает в сторону. Однако эти «чрезмерно патерналистские» самцы редко причиняют серьезный вред своим заложницам. Их враждебность точно настроена на запугивание и контроль и не наносит непоправимого ущерба драгоценным репродуктивным инвестициям.

Здесь есть очевидные параллели с человеческими обществами. Общины, в которых женщины имеют наименьший контроль над своей жизнью и подвергаются наибольшему риску насилия со стороны мужчин, – те, в которых они отделены от своих родственников в раннем возрасте и имеют мало поддержки.

Не связанные узами брака самки Врангхэма – находка для антропологов, ищущих доказательства естественного агрессивного доминирования самцов у некоторых из наших ближайших родственников. Еще более удручающим является утверждение Рэнгхэма о том, что патрилокальность – самцы остаются, а самки уходят, – вероятно, была моделью предчеловеческих времен, подразумевающей, что наши предки женского пола были точно так же изолированы, уязвимы и угнетены.

* * *

Однако есть один примат, который нарушает закон Рэнгхэма и оставляет надежду на видение нашего прошлого и будущего с более могущественными самками, – бонобо.

Франс де Ваал назвал бонобо «подарком феминистскому движению». Там, где шимпанзе патриархальны и воинственны, бонобо матриархальны и миролюбивы. Мы в равной степени связаны