Книга Страсти по опере - Любовь Юрьевна Казарновская

них подсмотрела актёрских штучек, которые мне очень пригодились — спасибо им! Я видела, как свободно они работают с текстом, как они его достаточно быстро учат. Мне же надо было в этот текст просто вгрызаться. Мне привычнее текст с музыкой, это для меня не составляет никакого труда. Тут же надо было учить текст «всухую»! И при этом очень органично существовать на сцене — это как минимум непросто. И оставалось только порадоваться, что мне так повезло с ними.

A. C. Пушкин

С опытными актёрами — таковы Валерий Кириллов, играющий Автора и великолепный, такой уставший от жизни, охрипший от многолетних бдений в игорном доме Валерий Смирнов в роли Чекалинского — я просто в восторге от него! С молодыми — играющей знойную, роковую цыганку Натальей Асанкиной, Татьяной Коровиной в роли своей тёзки Лариной.

А особенно — с чудесной Дарьей Таран, которая очень помогла мне на репетициях. Она просто фантастически играет Лизу — мне с ней очень удобно на сцене! С двумя Германами — Алексеем Кузминым и Ануаром Султановым. Лёша в этой роли — это уже такой матёрый, очень уверенный в себе, прожжённый даже мачо, который твёрдо знает, чего хочет. А Ануар — более молодой, нахальный и резвый телок, то и дело бьющий копытом. С двумя Музами — уже ушедшей, к сожалению, из театра Марией Полумогиной и Ириной Наумкиной.

На тот момент, когда я пишу эти строки, мы отыграли почти два десятка аншлагов — народ валом валит на нашу «Пушкиниану». И не в силах я понять только одного — почему ей поставили отметку 16+? Неужели только из-за того, что Онегин в спектакле на какой-то миг пытается овладеть Татьяной? Вряд ли на нынешних детей это произведёт сильное впечатление… Мне кажется, что они способны понять куда более серьёзные и глубокие вещи, которых очень много в нашем спектакле…

Мы ждём перемен?

В направлении и тенденциях современности остаётся изжить очень многое, прежде чем наступит пресыщение этой музыкой, столь грубой и вздутой, которая лопается и ничего не рождает…

Дж. Верди

Никакие войны, эпидемии, революции и катастрофы не смогли остановить ускорение того, что потом стали называть техническим прогрессом, прямо на глазах уменьшившим Землю.

Куда за два часа с максимально возможной для своего времени смог бы доехать из Москвы Александр Сергеевич Пушкин? В лучшем случае — до старинного села, имя которому дали его предки. Сегодня за два часа он без особых проблем добрался бы до Петербурга, а за пять — до «сибирских нор», где находились многие из его друзей. Но даже ему не дано было предугадать, что Россия ровно за сто лет преодолеет путь от крепостного права до полёта в космос.

Технический прогресс, за которым всё менее успевает духовно-нравственное развитие человека, сегодня сравнивают то с ускоряющей своё течение рекой, то с крепчающим ветром. Появление массового Интернета в куда большей степени разделило историю человечества на «до» и «после».

Где в прежние времена человек находил самое надёжное убежище и отдохновение от реальных и душевных бурь? В храме — в самом широком, не только культовом, понимании этого слова. Одной из разновидностей такого храма был, в частности, Театр. Или, как частный случай, Оперный Театр. И власть этого храма над умами, сердцами и душами людей зиждилась на чуде, на тайне и на статусе самого театра.

Менее всего я хотела бы, чтобы мои суждения показались этаким брюзжанием. Но тем, кто денно и нощно не отрывает глаз от всевозможных гаджетов, довольно трудно объяснить, чем был ещё совсем недавно для всех причастных любви к Театру — от артистов до последней старушки на «пятом ярусе» убранного в золото храма музыки — оперный спектакль.

Спектакль — в любом виде. В том числе и в виде изредка транслировавшихся из Большого и La Scala спектаклей. В виде переписанных на очень скверного качества магнитную плёнку записей — с импортных пластинок казавшихся нам недосягаемыми и безмерно богатыми коллекционеров. Наличие в коллекции одного из них, к примеру, «Аиды» в девяти разных вариантах казалось тогда без всякого преувеличения чем-то фантастическим!

Жаль только, что богатство это было доступно, как у пушкинского скупого рыцаря, главным образом его владельцу. К сожалению, убеждённость коллекционеров в том, что любая степень публичности обесценивает их собрание, весьма распространено до сих пор. Между тем сегодня любой спектакль любого театра, не только оперного, может быть запечатлён тем же гаджетом и наутро после премьеры выложен в Сеть. Какие уж тут чудо, тайна и авторитет? Чистая техника.

Режь-оперу?

Сделаем, впрочем, шаг в сторону. Вспомним некоторые страницы четырёхсотлетней истории музыкального театра. Век восемнадцатый считается веком либреттистов — одно произведение знаменитого Метастазио, например «Милосердие Тита», могло использоваться сразу несколькими композиторами, в том числе и Вольфгангом Амадеем Моцартом.

Девятнадцатый век натурально войдёт в историю как век примадонн — их «взбрыки», причуды и сумасбродства давно вошли в историю театра; желание некоторых из них вступить в романтические отношения со знаменитым автором новой оперы было далеко не самым экстремальным их проявлением.

Следующий век считается эпохой великих дирижёров. Есть историческая фотография: на одном снимке, сделанном в апреле 1929 года на приёме в итальянском посольстве в Берлине, запечатлены Артуро Тосканини, Вильгельм Фуртвенглер, Бруно Вальтер, Эрих Клайбер и Отто Клемперер. Умей организаторы этого торжества ну хоть чуточку предвидеть будущее, они непременно пригласили бы на него совсем молодого, но тогда мало кому известного Герберта фон Караяна — и почти все корифеи великого дирижёрского века были бы налицо.

Караян, последний из этой плеяды, умер летом 1989 года. Чувствовал ли он, кто идёт ему на смену? Я надеюсь, что Караян не успел услышать словечко, которое сегодня знает любой мало-мальски причастный к музыкальному театру — режопера. Хотя по сути, как мне кажется, вернее было бы писать его чуть иначе — режь-оперу!

Прошу понять меня правильно. Я ни в коей мере не хочу бросать хоть малейшую тень на имена тех великих творцов оперных представлений, которые положили жизнь на то, чтобы тем или иным образом доказать, что опера есть театр, написанный музыкой. Я имею в виду Бориса Покровского, Георгия Ансимова, Льва Михайлова, Вальтера Фельзенштейна, Лукино Висконти, Франко Дзеффирелли, Джорджо Стрелера, Жана-Пьера Поннеля, Отто Шенка, Гётца Фридриха…

На пресс-конференции перед спектаклем «Богема»