Книга Обитель милосердия (сборник) - Семён Данилюк

— Вот так, — удовлетворенно закончил Карась. — И я прошу: впредь не злоупотреблять теми привилегиями, которые вам здесь предоставлены. Вы начинаете дестабилизировать работу отделения.

В самом деле, привлеченные шумом, в дверях толпились несколько больных из других палат.

— …Почему не вызвали вчера?

— Вы бы дверь, юноша, потрудились закрыть.

Молодой кардиолог, с нарочито большей силой, чем было необходимо, захлопнув дверь, с тем же возбуждением посмотрел на заведующего урологией:

— Я спрашиваю, почему?!

— Седуксена дать?

— Простите?

— Ну, в чем дело? Только по существу. — С Карасем кавалерийские наскоки не проходили.

— У больного начался отек легкого.

— …?

— Это от сердечной недостаточности. Кардиолога надо было вызывать по крайней мере вчера, а по науке — так «вести» после операции. Он же инфарктник, — последнее кардиолог, заметив сидящую в углу в кресле Татьяничеву, произнес мягче, как бы извиняясь перед женщиной за свое взвинченное состояние.

— Черт! Этого еще недоставало, — Карась нагнулся над селектором. — Воронцову найти и срочно ко мне… Как это могло случиться? Такой идеально чистый случай. И главное — каждый день прослушивал.

— Нужен был кардиолог, — упрямо, хотя и без прежней запальчивости повторил врач. — Тем более, вы же были предупреждены, — он сбился: ироническая улыбка Татьяничевой сделала обычное дело.

— Так каковы перспективы? — Татьяничева размашисто задала вопрос, к которому исподволь, боясь ответа, подводил разговор Карась. — Насколько опасно?

— В его состоянии все опасно. Но вообще-то… К вечеру было бы поздно. Лечение я назначил, буду забегать через час. Да, ему предписано больше пить… ну, чтоб гнать воспаление. Так для сердца это вредно. Надо искать компромисс, — он поднялся. — Может, стоит подключить невропатолога. Как там повернется? Случай-то неординарный.

— Ну, батенька, — Карась тонко, осаживающе улыбнулся. — Это вы после вуза увлекаетесь. А в жизни, как в жизни. Здесь, видите ли, урология. В основном старики. Каждый второй сердечник, и каждый случай неординарный. И если мы строго по инструкции начнем действовать, так вы первый взвоете. Но, впрочем, — он тут же посерьезнел, — включайтесь. И, как говорится, любую помощь.

Недобро глянул на вошедшую прямо в пальто Воронцову.

Кардиолог неловко постоял, явно расстроенный тем, какой поворот принял разговор, и, главное, своим поведением: вместо того чтоб, как собирался, высказать все, что думает, оробел и позволил еще и себя отчитать как мальчишку.

— Все-таки вы очень запустили, — пробурчал он и, кивнув, вышел из кабинета.

— Ишь ты, учитель выискался, — Воронцова, стараясь подгадать под настроение, да и в самом деле возмущенная бесцеремонностью «зеленого» врача, кивнула на дверь.

— Почему, несмотря на мое указание, к Шохину не был вызван кардиолог?! — холодно произнес Карась.

Старшая медсестра непонимающе сморгнула, и стало очевидно, что о вчерашнем разговоре она попросту забыла.

— Так вы же вроде сказали — если хуже будет. Ну, точно! — тотчас оправилась она. — Вы еще сказали поглядеть. Если чего, тогда вызвать.

— Так вот у него это самое «если чего». Вы за ночь хоть раз в палату заходили?

— Ну.

— Что «ну»?!

— Вроде. У меня их двадцать палат. Рази ж упомнишь?

— Но это послеоперационный больной с изношенным сердцем! Уж за такими-то хотя бы можно присматривать?! — он кричал, и на этот раз не хотел себя сдерживать. — А вам опять дозвониться ночью не могли.

— Да чего случилось-то?

— Видите ли, Таисия Павловна, у Шохина начался отек легкого, — мягко, стараясь сбить накал в кабинете, пояснила Татьяничева.

— В ваше дежурство, между прочим! — Карась обличающе ввинтил в воздух палец.

— Да что, в самом деле?! — голос Таисии, едва она почувствовала опасность, загрохотал, как сваливаемые с крыши листы кровельного железа. — Все-то вы недовольны. Уж, кажется, вроде стараешься. Мало эта психопатка, его жена, всю кровь высосала, так и вы. Что теперь, удавиться? Не могу ж я над каждым заместо мамки сидеть. Добро б еще ребенок был. А указания такого не было, — она опасливо посмотрела на грозно примолкшего заведующего.

— Знаете, что я сделаю в следующий раз? — нарочито тихо, стараясь быть предельно убедительным, пообещал Карась. — Я вас просто выгоню. А теперь идите отдыхайте после героической смены. Свое дело вы сделали.

Таисия развернулась с такой яростной стремительностью, что, казалось, вынесет на бедрах косяк.

— Подумаешь, могу и сама написать, — ее вроде ни к кому конкретно не обращенное удаляющееся бормотание было хорошо слышно. — Тоже мне место. Насквозь вонючка. На улицах шарахаются.

— Сволочь какая, — тихо, бессильно прошептал Карась. Чуть что — и в кусты. И главное, никуда ведь он ее, сволочь такую, не выгонит.

— И ведь не выгонишь стерву, — повторил он вслух.

— А чего тебе ее гнать? Приличная медсестра.

Карась с показным неодобрением посмотрел на Татьяничеву.

— Что ты собираешься делать с Шохиным? — вопросила та, равнодушная к начальственному гневу.

— К чему вопрос?

— Просто вижу, каким боком он тебе может выйти.

— Это-то здесь при чем?

— И все-таки, что ты думаешь теперь? — она настойчиво нажала на последнее слово.

— То, что положено врачу, — вытягивать! — его раздражение стало устойчивым, как бывало всегда, когда кто-то пытался надавить на него против воли. — Если в ближайшее время не стабилизируется сердце, переведу в кардиологию.

— Нет.

— Что нет?!

— К Самарину ты его не переведешь. Во всяком случае, до визита Ходикяна. Или ты забыл, что Самарин метит на нашу аппаратуру?

— Чушь какую-то несёшь, — Карась плюхнулся в свое кресло. — Что с того, что я переведу старика с больным сердцем в кардиологию? Как это можно обернуть против меня?

— Как угодно, наивненький ты наш. Во-первых, не забывай, что это не просто старик, а послеоперационный больной, и сердечная недостаточность началась после операции. А кто сказал, что не в связи с операцией? Во-вторых, его жена-психопатка своими придирками и подозрительностью уже извела весь персонал. Так что убедить ее товарищу Самарину в том, что состояние мужа — результат халатности заведующего урологическим отделением, — раз плюнуть. Тем более…

— Что тем более?! — он требовал голосом: молчи, ведь это ж неправда.

— Тем более, так оно и есть, — безжалостно ударила Татьяничева. — С его-то сердцем и не взять под кардиологический контроль? Ты в последние годы был удачлив, Илюша, и, как следствие, стал самоуверен. А это, мой друг, чревато.