Книга Обитель милосердия (сборник) - Семён Данилюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но нет пророка в своём отечестве. Жена моя — женщина милая и привязана ко мне необыкновенно. Но как-то недооценивает. Напрямую, конечно, не говорит, но будто намекает. — Всяких, говорит, повидала на своем веку… — И руками бессильно разводит.
Вроде не обо мне, но осадок неприятный. Может, оттого самомнение, что многого достигла. Она у меня начальник цеха. Её послушать, так в цеху вокруг неё сплошные интеллектуалы собрались. На лету, мол, схватывают. А на деле…
Недавно на службу опаздывал. Перерыл весь шкаф: свежих носков не нашел. Пришлось позвонить на работу жене.
— Алло! Пригласите Гусарову.
— Гусарова на директорской планёрке, но на подходе Артемонов.
— При чем тут Артемонов?
— Ну, это всему комбинату известно: Артемонов заменяет её по любым вопросам.
— Вы меня обнадёжили. Давайте его к трубке.
— Артемонов слушает.
— Здравствуйте, Артемонов. Где мои носки?
— Какие носки?
— Полосатые, ручной вязки.
— Что за чушь? Кто говорит?
— Я говорю, муж Гусаровой… Эй, что вы там хрюкаете в трубку? У меня нет времени.
— Простите, а почему вы с этим обращаетесь ко мне?
— Не морочьте голову. Это всему комбинату известно. Где носки?
— Меня оболгали. У нас чисто служебные отношения. Дело в том, что по должностной сетке…
— Меня не интересует ваше штатное расписание. Где носки?
— Я вас уверяю, это какое-то недоразумение. Правда, Ксения Аркадьевна почтила меня своей дружбой. Но я никогда не позволял себе выйти за рамки… Скажите, мы можем решить этот вопрос как джентльмены? Без парткома?
— Очень надеюсь.
— У меня семья и хронический гастрит.
— Я не из собеса и не гастроэнтеролог.
— Я жду повышения.
— Похоже, в вашем министерстве острый дефицит кадров. Где, наконец, носки?! Я ж опаздываю.
— У меня. Две недели назад я по ошибке надел, когда от вас уходил.
— Я вас не помню.
— Вы были в командировке.
— Когда я был в командировке, носки были на мне.
— Полосатые?
— Да.
— Ручной вязки?
— Да.
— Коричневые?
— Голубые. Под цвет костюма.
— Скажите, вы не станете звонить в партком?
— Вы что, передали носки туда?
— А Ксюша… Она жива?
— С утра была здоровёхонька. Где носки?
— Голубые?
— Да голубые, чёрт вас дери!
— Если мне не изменяет память, в платяном шкафу, на третьей полке, за женским бельём.
— Погодите, проверю… Всё точно, здесь. Глицин вам пить надо, Артемонов. Очень умственную деятельность повышает.
Удручённый, я повесил трубку. И это наша интеллектуальная элита? Куда страна катится?
— Ну, сыночка, съедим еще шесть ложечек… И всё.
— Три-и.
— Только не капризничай. Нам уже четыре годика, и мы совсем взрослые. Открыли ро-отик.
— Три.
— Нет, шесть. Не серди маму. Ты ведь любишь маму?
— Три.
— Мама сказала шесть, значит, будет шесть. Открывай рот и не мотай головой, как барашек.
— Три.
— Нет, пять. Все равно ведь будет по-моему. Ну, хватит дурачиться. Давай за бабушку. Ты любишь свою бабушку?
— Три.
— А я говорю, четыре! Повернись сюда. Да что ж это такое?… Вот тебе! И не реви. Ну, что ты плачешь? Мама ведь небольно ударила. Ну, не притворяйся. Всего-то четыре ложечки. Пе-ервая…
— Три.
— Упрямый, весь в папочку! Ешь. Да ешь, тебе говорят. Ладно, разрешаю три, но только чтоб полные… Ну, что ещё?
— Две-е…
