Книга Завтра нас похоронят - Эл Ригби

Говоря всё это, он крепче сжимал топорище. Взгляд светлых глаз Ника, с которым они провели вместе столько лет, не давал решиться, не позволял убить так, как он убивал всегда, — холодно рубя и наслаждаясь каждым воплем жертвы и каждым треском ломаемых костей, — убивал с осознанием того, что делает это ради своего президента. Но… он никогда не делал этого с предавшими его друзьями.

Сейчас он наконец замахнулся, готовый опустить лезвие — Старк, видимо, потерявший немало крови, не пытался освободиться — только грудь вздымалась под сапогом Байерса. Руки безвольно опустились. И всё же… впервые Вильгельм закрыл глаза, готовясь услышать хруст. Впервые опускал руки медленно, уже понимая, что первый удар получится слишком слабым, возможно, только сломает ключицу или разрубит плечо. Сорвет с губ вопль. Хотя нет… ему ли не знать, что Ник не будет кричать.

Решиться с первого раза не получилось. Топор замер в паре дюймов от лица старого друга, и тот неожиданно усмехнулся:

— Ты не изменился, Вилл. Совсем.

— А ты изменился.

Снова занёс руку. Злость и обида застилали глаза. В абсолютной тишине, повисшей между ними, ответные слова прозвучали очень отчётливо:

— Да. Только… у меня к тебе одна просьба. Когда убьёшь меня, спаси Вэрди. Пожалуйста.

Я обещал защитить…

Моментальная вспышка, ни единой мысли. Только импульс — резкий и хлёсткий, как пощёчина. Разум вернулся за долю секунды. Немыслимого физического усилия стоило ослабить новый удар, разворачивая лезвие плашмя — оно лишь прошлось по плечу Ника, оставив глубокий порез, и гулко ударилось о землю. Байерс снова всмотрелся в бледное лицо и уже спустя мгновение протянул руку:

— Поднимайся.

Ник не двигался. Из раны на плече сочилась кровь, он тяжело, с присвистом, дышал, глядя снизу вверх:

— Почему? Ты прощаешь меня?

Он не прощал. Но не мог и убить, не теперь. Валет, яростный и жаждущий крови, отступил. Байерс с трудом разомкнул пересохшие губы, каждое слова казалось выталкиваемым из глотки камнем:

— Сейчас я верю тебе, Ник. И этого достаточно.

Холодные пальцы крепко сжали его руку. Поднявшись, друг детства пошатнулся, но устоял на ногах и с неожиданной улыбкой попросил:

— Только забудь моё старое имя. Теперь меня зовут Скай.

Вильгельм попытался улыбнуться, но вышло лишь нервно искривить губы.

Они зашагали вдоль останков поезда — в сторону брошенного начальником Управления автомобиля. Это было странно — снова идти с Ником плечом к плечу и лишь на каком-то очень глубоком уровне понимать, что поступаешь правильно. Доверия не хватало, но… дружба никуда не исчезла, не исчезла даже в тот миг, когда на его стол опустился лист с донесением о «Красной Грозе».

Байерс некоторое время не решался заговорить, потом наконец спросил:

— Тебя сильно ранили? У меня есть с собой лекарства и бинты.

Помедлив, Скай ответил:

— Леон Кац чуть не сломал мне спину. Джина Кац стреляла в меня трижды. После того, как один из вагонов — тот, где дети хранили несколько газовых баллонов, — взорвался, меня отбросило волной. Коты решили, что я мёртв, и… — он внимательно всмотрелся в следы на земле, — кажется, ты спугнул их, потому что они не стали проверять, жив ли я. Что ты тут делаешь? И… наверно, это не моё дело, но почему топор?

Стоило ли говорить правду? Это было не лучшим решением — признаваться в том, что некая часть его личности — свихнувшийся влюбленный, смысл существования которого — убивать каждого, кто покусится на безопасность и жизнь самой удивительной, лучшей на свете женщины. Быть её незримой тенью, прячущейся за презентабельной внешностью светловолосого бывшего полицейского с попугайчиком на плече. Нику совсем не обязательно было знать всё это, но…

— Вилл?

Он опять поднял глаза и, вытирая топор о брючину, ответил:

— Я пришёл, чтобы избавиться от тебя. Я знаю, зачем тебя послали, Ник. И я обещаю, что ты к ней не приблизишься, иначе…

Ник усмехнулся:

— Ты все ещё думаешь, она нужна мне? Посмотри на меня, Вилл. Я… — странное выражение появилось на лице и тут же сменилось прежней мрачной сосредоточенностью. — Ты думаешь, после того, что я пережил здесь…. Меня могут интересовать старушки в президентских креслах?

— Она не старушка.

Они приблизились к машине, и Байерс, распахнув дверцу, полез за медикаментами — они хранились в бардачке.

— Ты к ней неравнодушен, да? — голос Ника заставил его резко дернуться. — Найди мне обезболивающее. Любое сильное, только чтобы не перестать соображать. У тебя есть оружие? Ты знаешь, куда ехать?

Вопросов было слишком много. И, предпочтя проигнорировать первый, Байерс протянул небольшую упаковку фенацетиновых анальгетиков:

— Три, не больше.

Глядя, как Ник быстро глотает таблетки, он хмурился: раны явно были серьёзные. Когда Старк взялся за четвёртую, Байерс решительно отобрал упаковку и протянул ему бутылку воды:

— Хватит, Ник. Я должен был угробить тебя по-другому, а не таблетками. Садись.

Сам он забрался на водительское место и взял телефон. Три пропущенных звонка. От неё. В такое время. Тревога заставила его крепко сжать мобильный в руке и быстро перенабрать номер. Хмурясь, он поднёс трубку к уху.

— Так она нравится тебе? — Скай, откинувшийся на сиденье, не отводил от него взгляда. — Поэтому ты стал таким психом? Я…

— Да, мой дорогой Вилл. Где ты? — мелодичный голос заполнил сознание, и всё остальное тут же исчезло. — Я волновалась. Ты мне нужен срочно, у нас проблемы. Кацы…

— … похитили детей, — тихо закончил он. — Простите, фрау Шённ, я… опоздал.

Госпожа Президент молчала. А он отчётливо слышал в трубке чей-то плач и ждал, с новой силой ощущая вину. За это она должна была отстранить его. Он не оправдал доверия и более его не заслуживал. И…

— Надо спешить, или как минимум одного из тех детей сегодня не станет. Отправляйся к дому Чарльза Леонгарда. А мы едем.

Она не кричала. Голос звучал прохладно и ровно. Она просто собиралась решать проблему. Так, как всегда. Тихо выдохнув, он переспросил:

— Мы? Вы с охраной?

— Со мной Ричи и… — она помедлила, — выжившая девочка. Я должна сделать всё сама, Вильгельм. С меня хватит. Отправляйся. И будь осторожен, понял?

— Хорошо. Что мне нужно сделать?

Некоторое время на том конце молчали. Потом Гертруда Шённ ответила:

— Там, в подвале, стоит машина, её — уничтожить.

— Вас понял. А люди?

— Если найдёшь кого-то, выводи. Там… — она поколебалась немного, — должна быть девочка. Найди её. Обязательно.

— Хорошо, фрау.