Книга Тайное место - Тана Френч

– Просто надо привыкнуть, – мягко увещевает Селена. – Тебе ведь и штуки со светом сначала не понравились, правда? А сегодня вечером ты сказала, что это классно.

– Пожалуй, – помолчав, отвечает Джулия, и образ поляны внезапно вспыхивает в сознании. Если бы не Джоанна, она бы вновь достала пальто и вернулась туда, где все чисто и открыто, где нет тревожной и опасной мути. – Вероятно, так.

– Завтра ночью мы опять выберемся туда. И все будет хорошо.

– О господи, – ворчит Джулия, – тогда мне завтра же придется разбираться с этой мымрой Хеффернан. А я так старалась забыть о ней.

– Если она начнет докапываться, – предлагает Холли, – просто силой мысли ухвати ее руку и врежь ей по морде ее собственной ладонью. Что она сделает – нажалуется на тебя?

И они засыпают еще прежде, чем стихает смех.

Дождавшись, пока остальные уснут, Бекка высовывает руку из-под теплого одеяла и тихо выдвигает ящик тумбочки. Вынимает оттуда, одно за другим, телефон, пузырек синих чернил, ластик с воткнутой в него булавкой и салфетку.

Чернила и булавку она стащила в художественной мастерской на следующий день после их клятвы. Бекка задирает пижаму под одеялом, подпирает телефон и направляет свет от экрана себе на живот, прямо под ребрами. Задерживает дыхание, чтоб уж наверняка не шелохнуться, а вовсе не затем, чтоб стерпеть боль, – боль ее совсем не тревожит, прокалывает кожу и втирает чернила. У нее получается все лучше. Уже шесть точек, книзу и чуть внутрь от правого края грудной клетки, настолько крошечные, что заметить можно, только если рассматривать вплотную. Одна для каждого идеального мига жизни: клятва, три первых побега, лампочка и сегодняшняя ночь.

Вот что открылось Бекке с того момента, как началась эта история: реальность – вовсе не то, о чем все твердят. И время тоже. Взрослые вколачивают собственные вехи: звонки – расписание – перемены, – чтобы удержать время, обуздать его, чтобы ты начала верить, будто оно – нечто маленькое и ничтожное, которое соскабливает слой за слоем со всего, что ты любишь, пока ничего не останется; чтобы удержать тебя, не то ты взмоешь ввысь и улетишь, кувыркаясь в водовороте месяцев, скользя сквозь завихрения мерцающих секунд, плеща пригоршни часов в запрокинутое лицо.

Она промокает попавшие мимо точки чернила, плюет на салфетку и трет кожу. Дырочка чуть саднит и пульсирует, приятная успокаивающая боль.

Эти ночи в роще не исчезнут, время не сотрет их. Они вечно будут там, если только Бекка и остальные смогут отыскать путь обратно. Они четверо, спаянные воедино своей клятвой, сильнее любых расписаний и звонков; через десять лет, двадцать, пятьдесят они смогут проскользнуть между всех преград и встретиться на своей поляне, в одну из своих ночей.

Вот для этого нужны татуировки: это указатели – на случай, если ей когда-нибудь понадобится отыскать дорогу домой.

13

Гостиная четвертого года казалась меньше и темнее, чем у третьего. Не только из-за расцветки: холодные зеленые тона вместо теплого оранжевого; с этой стороны здание было закрыто от солнечного света, и в комнате постоянно стоял подводный полумрак, который не могли рассеять лампы под потолком.

Девочки сбились в тесную кучку и тихо перешептывались, лишь компания Холли хранила молчание. Сама Холли сидела на подоконнике, Джулия, прислонившись к нему, рассеянно играла с резинкой для волос, Ребекка и Селена устроились спиной к спине прямо на полу; взгляд у всех отстраненный, устремленный куда-то вдаль, словно читают один и тот же текст, написанный прямо в воздухе. Джоанна, Джемма и Орла уселись вместе на один из диванов, Джоанна что-то быстро и сердито шептала.

Но стоило нам появиться – и все дружно развернулись к двери. Фразы оборвались на полуслове, побледневшие лица застыли.

– Орла, – объявила Конвей, – нам нужно поговорить.

Орла, кажется, еще больше побледнела, насколько я мог различить сквозь жирно намазанный автозагар.

– Со мной? Почему я?

Конвей придержала дверь, пока Орла не поднялась наконец с места и не вышла, озираясь через плечо на подружек испуганно вытаращенными глазами. Ответный взгляд Джоанны был откровенно угрожающим.

– Поговорим в твоей комнате, – предложила Конвей, оглядывая коридор. – Которая из них?

Орла указала в дальний конец.

На этот раз без Хулихен. Конвей доверила мне защищать ее. Добрый знак.

Комната большая, просторная. Четыре кровати, яркие покрывала. Пахнет как в парикмахерской – разогретыми волосами и сразу четырьмя разными дезодорантами. Постеры с певицами и какими-то красавчиками, которых я знать не знаю, все как один с пухлыми губами и такими прическами, которые и втроем-то целый час сооружать придется. Наполовину выдвинутые ящики тумбочек, форма валяется на кроватях и на полу: когда поднялся шум, Орла, Джоанна и Джемма переодевались в домашнее, собирались заняться чем-то, что они там могли делать в свои пару часов свободы перед ужином.

Разбросанная одежда породила во мне прежнее неловкое ощущение, на этот раз более конкретное. Пошел вон. Без явной причины, никаких валяющихся на виду лифчиков, ничего такого, но я чувствовал себя извращенцем, как будто вломился, когда они переодевались, и никак не желал выходить.

– Уютно, – констатировала Конвей, оглядев комнату. – Уютнее, чем у нас в училище, да?

– Уютнее, чем у меня дома, – согласился я. Но это лишь отчасти правда. Мне нравится мое жилище: маленькая квартирка, полупустая пока, потому что лучше накоплю на одну приличную вещь, чем ринусь покупать кучу хлама. Но зато здесь высокие потолки, лепнина, свет, зеленые просторы за окном – на такое мне никогда не накопить. Мои окна смотрят ровно на такой же многоквартирный дом, стоящий так близко, что солнечному свету не пробиться в эту узкую щель.

Не разобрать, где здесь чья кровать, все одинаковое. Единственный ключ – фотографии на тумбочках. У Элисон есть младший брат, у Орлы – куча грузных старших сестер. Джемма ездит верхом. А мамаша Джоанны – точная копия самой Джоанны, только с филлерами.

– Вот, – выдохнула Орла, зависнув в дверях. Она успела сменить школьную форму на светло-розовое худи и розовые джинсовые шорты поверх колготок и стала похожа на зефирину на палочке. – А с Элисон все в порядке?

Мы с Конвей переглянулись. Пожали плечами.

– Со временем наладится, – сказал я. – Сама понимаешь, после такого…

– Но… но ведь мисс Маккенна сказала? Ну, что ей нужно просто принять лекарство от аллергии? Что по правде она ничего такого не видела?

Опять переглядываемся. Орла пытается смотреть на нас обоих одновременно.

– Думаю, – сказала Конвей, – сама Элисон лучше знает, что именно она видела.

Орла потрясенно вылупилась на нас:

– Вы что, правда верите в привидения? – Такого она явно не ожидала.

– Кто сказал про “верить”? – Конвей взяла журнал с тумбочки Джеммы, раскрыла, разглядывая портреты звезд. – Ничего подобного. Мы не верим. Мы знаем. – И, обращаясь ко мне: – Помнишь дело О’Фаррелла?