Книга Тайное место - Тана Френч

Эту песню постоянно крутят по радио, но каждый раз Холли улавливает только отдельные слова. Вспомни, о вспомни, когда мы были — женский голос, звонкий и пронзительный, легкий стремительный ритм заставляет приподняться на цыпочки, и сердце начинает стучать в такт. Она все хочет спросить: Что это? Но никак не удается уловить достаточно, чтобы было о чем спрашивать. То у них серьезный разговор, то надо спешить на автобус, а когда наступает подходящий момент, мелодия ускользает и в тишину врывается Рианна или Ники Минаж.

На этот раз песня доносится из машины – у автомобиля опущен верх, наверное, чтобы ухватить все доступное сегодня солнце, уцепить сколько удастся лета, которое завтра может внезапно закончиться. Откуда-то из-за зеленой изгороди мелодия просачивается на детскую площадку парка, где они застряли по пути из магазина, перебирая школьные покупки и доедая подтаявшее мороженое. Холли задумчиво покачивается на качелях и, запрокинув голову, разглядывает сквозь ресницы солнечный диск, но вдруг выпрямляется, прислушиваясь.

– Вот эта песня, – говорит она, – как…

Но тут Джулия роняет себе на волосы шарик мороженого и спрыгивает с карусели с воплем “Твою мать!”, и к тому моменту, как она выхватила у Бекки салфетку, а у Селены бутылочку с водой и отмыла липкие пряди, непрерывно ругаясь, – в основном просто чтобы вогнать Бекку в краску, судя по брошенному в сторону Холли лукавому взгляду, мол, она выглядит так, как будто на нее кто-то кончил, машина уже далеко.

Холли доедает мороженое и расслабленно прогибается, повиснув на качелях, следя, чтобы концы волос не мели землю, и глядя на остальных снизу вверх и сбоку. Джулия улеглась на площадку карусели и начинает медленно вращать ее, отталкиваясь ногами; карусель скрипит привычно и умиротворяюще. Селена растянулась на животе рядом с подругой, роясь в сумке с покупками и позволяя Джулии работать в одиночку. Бекка ползает по детской паутинке и аккуратно облизывает мороженое кончиком языка, проверяя, на сколько можно растянуть одну порцию. Уличный шум и крики мальчишек за изгородью даже почти не раздражают, их размыло солнышко и расстояние.

– Осталось двенадцать дней, – говорит Бекка, проверяя, рады ли остальные этой новости. Джулия поднимает свой рожок с мороженым, как бокал; Селена чокается с ней тетрадкой по математике.

Громадный фирменный пакет, стоящий около качелей, радует Холли, даже когда она не смотрит на него. Хочется запустить туда обе руки и голову, ощутить пальцами первозданную новизну: глянцевая папка на кольцах, уголки еще не отбиты; клевые карандаши, заточенные так остро, что ими пораниться можно; готовальня, в которой все мелкие предметы пока на месте и ослепительно блестят. И то, что она впервые купила в этом году, – пушистые желтые полотенца, обвязанные ленточками; покрывало в широкую желто-белую полоску, затянутое в пластик.

Чип-чип-чип-чуррр, звонко поет птичка где-то в тени. Жара. Знойный воздух словно медленно обугливает предметы от краев к центру. Если смотреть на Селену снизу вверх, видна только волна волос и ясная улыбка.

– Сетки! – внезапно восклицает Джулия.

– Хм? – Селена не отводит глаз от охапки кистей в руке.

– В списке для пансиона. Там есть “две сетки для стирки”. Слушайте, где их брать? И что с ними делают? Я вообще никогда не видела сеток для стирки.

– Это чтобы в прачечной не потерялись вещи, – объясняет Бекка. Бекка и Селена живут в пансионе с самого начала, с двенадцати лет. – Чтобы к тебе не попали чьи-нибудь гадкие трусы.

– Мама мне купила на прошлой неделе. – Холли садится. – Я могу спросить где. – Произнося эти слова, она чувствует запах теплого белья, которое мама достает из сушилки, и вспоминает, как они обычно вместе встряхивают простыни, аккуратно складывая, и как фоном звучит Вивальди. На один краткий миг мысль о пансионе рождает внутри вакуум, засасывающий в себя пространство, сковывающий грудь. Она готова в голос позвать маму с папой, броситься к ним и умолять оставить ее дома насовсем.

– Хол, – Селена ласково улыбается, когда карусель приносит ее обратно, – будет классно, вот увидишь.

– Ага, – соглашается Холли. Бекка озабоченно смотрит на нее, вцепившись в стойку паутинки. – Я знаю.

И все, прошло. Только слегка саднит: еще есть время передумать, решай скорей, пока не стало слишком поздно, беги-беги-беги домой и спрячь голову в песок. Чип-чип-чуррр, громко поддразнивает маленькая невидимая птичка.

– Я забиваю кровать у окна, – объявляет Селена.

– Ага, вот еще, – возражает Джулия. – Нечестно забивать себе место, когда мы с Хол даже не знаем, как выглядит комната. Придется подождать.

Селена смеется, и они медленно вращаются на детской карусели в жарком колышущемся мареве.

– Ты что, окон не видела? Решай, да или нет.

– Я решу, когда войду в комнату. Смирись.

Бекка все так же наблюдает за Холли из-под насупленных бровей, не забывая по-кроличьи торопливо обгрызать вафельный рожок.

– Я забиваю кровать подальше от Джулии, – говорит Холли. Третий год[1], в комнатах живут по четыре человека, вот и они будут там вместе, вчетвером. – Она храпит, как тонущий буйвол.

– Да хрен тебе. Я сплю, как маленькая сказочная принцесса.

– Ты тоже иногда храпишь, – говорит Бекка и краснеет от собственной смелости. – В прошлый раз, когда я у тебя ночевала, я прямо чувствовала твой храп, вся комната вибрировала.

Тут Джулия торжествующе показывает Холли средний палец, Селена хохочет, и Холли тоже улыбается и уже дождаться не может следующего воскресенья.

Чип-чип-чуррр, напоследок поет птичка, лениво и протяжно, впадая в дрему. И смолкает.