Книга Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов

В моём лице что-то, как видно, изменилось настолько драматически, что он поинтересовался, не слишком ли мне душно. Но мне было и душно и холодно в одно время.

– Диодор! Флот вашего батюшки четыре года стоял на Патмосе, где монастырь в честь апостола Иоанна Богослова. – Тут уж пришёл черед насторожиться ему. – А там известная на весь средиземноморский мир библиотека, с рукописями древнейшими. Софокл, Ксенофонт и… Диодор. Смею ли спросить, не потому ли Архипелажская экспедиция избрала тот остров, чтобы…

– Ну что ж, – сказал он безо всякого удовольствия. – Чем занимал мой отец пустое от сражений время, мы, благодаря вам, выяснили. Разыскивал Диодора. А теперь позвольте узнать, чем занимались свои три года – вы, в свободное, разумеется, время?

Его манера вести беседу опрокидывала меня навзничь, ибо я не мог предполагать следующего поворота – и попадал в очередную ловушку.

– Свободное – от чего?

– О ваших пикантных похождениях здесь не знают только глухие…

Я вспыхнул от неловкости и злобы одновременно. Не хватало ещё, чтобы мне напоминали об этом годы спустя.

– Но вы уже… мы уже…

– Но – дальше меня это не пойдёт, – резко уверил он. – Как ваша невеста?

Я обречённо выдохнул. Теперь я так глубоко заглотил все его наживки, что ком подступал к горлу. Не похожее ли состояние испытывал теперь Муравьёв, добровольно отдавая манускрипт?

– В свободное от дипломатических поручений время, – с трудом выдавил из себя я, – занимался я наукой, но теперь не уверен, что…

– Нет, поручения к вам кончены. Что говорит ваша наука об этом? – При этих словах он подал мне вдвое сложенный пожелтевший лист, тот, который давно уже извлёк из бюро и держал между пальцев на виду у меня.

– Старинный эпиграф, судя по бумаге, – проговорил я, расправляя её захрустевшие углы, и тут же отпрянул словно ужаленный. Лист, который я выронил, падая вновь сложился, скрыв письмена.

– Что с вами? – участливо спросил Орлов. – Знаки-то вроде арабские – не руны. Вы бледны. Вам знакома надпись?

От моего ответа теперь зависело всё, начиная с моей жизни. Могу ли я доверять графу Орлову? Он и без того уведомлён о каждом моём шаге, и лишь мыслей моих знать не может. Но самое ценное, чем я сейчас владею – это собранные воедино в общую картину за три года сведения, суждения и догадки, подозрения и выводы, без которых я окажусь гол и беззащитен. Поведав их ему, я стану не нужен никому – и даже всем опасен. Но если Орлов не связан с тайным обществом иллюминатов, и не ищет выгоды личной, тогда единственный мой путь спасения – как раз он. Я долее ни минуты не мог рассуждать, нужно было решаться.

– Это нечто вроде… магического квадрата, – сильно выдохнул я, зажмурившись. – Он в самом деле составлен на арабском, но я встречал похожие на латыни и древнееврейском… они обязаны существовать на многих языках. Коркунов не много помог бы вам. Позвольте же спросить, кто дал его вам и… сколь подробно изучали вы сей эпиграф?

Я не стал нагибаться за листом, не поднимал и он, пристально глядя только на меня.

– Князь Александр Николаевич передал мне для ознакомления, но я не нашёл в себе сил перевести его и оставил.

«Голицын или Прозоровский? Впрочем, какая сейчас разница, коли я уже почти решился открыться».

– Вас предупредили об опасности сего… сочинения? Я говорю не о том, что там написаны некие ужасные смыслы, а о том, что начертание вредно само по себе, без какого-либо перевода?

– Нет, но сдаётся мне, что допрос здесь должен вести я, – мягко поправил он.

– Прошу меня простить, Алексей Фёдорович, у меня имеется многое сообщить вам, вопросы же мои не праздные, а важности чрезвычайной.

– Продолжайте, прошу вас, Алексей Петрович, – он не поленился налить портвейна, я же искал воды и, найдя, осушил половину графина.

– Всё же, осмелюсь повторить свой вопрос, под каким предлогом передали вам этот лист? Что должен он вам сказать?

– Этот лист найден в одном из рукописных сочинений шестнадцатого века, мне сказали, что за ним охотится тайное общество.

– Я задам последний вопрос: доверяете ли вы всецело персоне, давшей вам это?

Он заходил по комнате, заложив руки за спину, кажется, нелицеприятный вопрос мой задел его за живое.

– Я служу государю, – спокойно и твёрдо повторил он.

– Слова вашего мне достаточно, – я тоже встал и поклонился ему с благодарностью, а не из подобострастия. – Но отныне судьба моя в руках ваших.

Я предупредил, что рассказ будет долгий, Орлов располагал временем, мы вновь сели, и он распорядился накрывать к обеду, а пока мы удостоились прекрасных трубок и вин. Он не перебивал, хотя повествование моё, сбивчивое и путанное, для любого другого слушателя оказалось бы трудно, впрочем об Орлове все говорили как о внимательном и проницательном собеседнике. Не всё до конца решился я поведать, не всё вспомнил, но лицо графа часто выражало удивление и почти всё время интерес.

– Но рукописи, заданной мне, я так и не отыскал, сначала не слишком усердствуя в поиске, после по невозможности проникнуть в библиотеку сераля. Теперь подозреваю я, что в числе прочих раритетов отправлена она контрибуцией в Александрию. Не смею настаивать, но просил бы вас рассказать об этом деле то, что возможно.

Так завершил я свою повесть, а с нею покончили мы и с обедом. Некоторое время Орлов молчал, что-то обдумывая, а после уклончиво ответил, что в деле этом много неясностей, но князь Голицын докладывает ему лично обо всех деяниях тайного общества. Отставлен же он мнимо и для видимости, это его жертва служению.

– А если нет? – собравшись с духом, вопросил я, ожидая даже гнева Орлова, но он совершенно спокойно признал, что дело трудно, посему князь отставленный всё же лучше князя при министерствах.

– Однако вы не упомянули кое-каких деталей, – закончил он.

– Возможно, даже многих, но…

– Письма вашего друга Андрея Муравьёва, доставленного генералом Николаем Николаевичем я, конечно не видел.

– Откуда же вы знаете, что оно существовало?

– Вы только что подтвердили мне. О чём оно?

– Всё о том же. О старинных русских хождениях в Египет. Он рассказывает о том, о чём я и без того догадался. Вы подозреваете Андрея в чём-то ещё?

– О, нет! – бодро воскликнул он. – Но мне хотелось бы иметь больше ясности с этими его намёками на древние путешествия на Восток.

– Что ж, все они избраны из общего ряда путешествий, коих описаний сохранилось много больше. Довольно непросто среди дипломатических, государственных и церковных миссий выявить эти весьма особенные хождения. К тому же мало что опубликовано, и ему приходилось исследовать старинные списки, которые между собой разнятся. Ведь право, Алексей Фёдорович, не существует покуда канонического трактата, охватывающего все подряд паломничества, и который можно осилить в один семестр. Друг мой в числе первых и предпринимает такие усилия.