Книга Машины Российской Империи - Иван Крамер

– Рассказ о самом себе отгоняет сонливость, – сказал Хольф. – Мы вот-вот снова увидим «Двузубец», но пока этого не произошло, можете послушать… Я из Кельна. Сын пивовара, причем богатого пивовара. А сам-то пива отродясь не любил! – хмыкнул он и посмотрел на портреты. – Отец мой владел пивоваренным заводом, торговал своим товаром. Он был деятельный и жесткий человек, хорошо понимающий в коммерции. Как только я подрос, стал посылать меня с партиями пива в разные места, где у нас были интересы. И как-то – мне было двадцать – я с помощником управляющего привез сотню бочек в город Калинеску. И там встретил ее.

– Вашу будущую жену? – уточнил я.

– Да, Марго. Тогда она была еще Маргариткой. Я влюбился без памяти, всей силой, – он усмехнулся, – неистового германского духа. Мы должны были оставаться в городе около месяца, требовалось заключить кое-какие контракты с венгерскими торговцами, а еще отец приказал подыскать место под оптовый склад. Свалив все дела на помощника управляющего, я развил бурную деятельность: познакомился с родителями Маргариты, чей отец держал небольшую лавочку, засыпал ее маменьку подарками, очаровал саму Маргариту… Я тогда был совсем не такой, как сейчас, – резвый, длинноногий. Позже она вспоминала со смехом, что я немного пугал ее родителей, потому что иногда казался безумцем, и что зря я так старался. Они бы все равно выдали ее за сына богатого немецкого пивовара.

Мы обручились, и я уехал в Германию, чтобы объясниться с отцом. Он, конечно, был против. Выяснилось, что он как раз сговорился с одним торговцем, у которого была дочка подходящего возраста, и что этот брак был для отца крайне выгоден…. Он свирепствовал, а я стоял на своем. Отец не привык к отпору, в нашей семье он всегда был безусловным главой. Мы смертельно поссорились. Я выкрикнул ему в лицо гневные обвинения и покинул дом, хлопнув дверью. Очень, очень громко хлопнув ею. Он лишил меня наследства, но даже это не заставило меня пойти на примирение – я уехал в Венгрию. Через некоторое время туда пришло письмо, что он восстанавливает меня в правах… А я в ответ послал ему нашу свадебную литографию и снова был лишен наследства. На свадьбе, к слову, присутствовал мой младший брат, но не было нашей матушки, которой отец запретил приезжать. Позже, когда она умерла, мой престарелый родитель немного повредился умом. Обвинял меня в ее смерти, говорил, что она не перенесла мою женитьбу, хотя матушка всегда меня одобряла, и первый год, когда мы еще не встали на ноги, тайком от отца слала деньги. Еще несколько лет он буйствовал, иногда присылая полные гнева письма. Мы поселились в рыбацком поселке, потому что родители Марго были крайне недовольны тем, что выгодный жених остался без средств, я занялся ловлей, но быстро смекнул, как выгоднее продавать улов… У нас появилась Жасмин, потом, с небольшим перерывом, Бианка, Вираг, Джола и маленькая Маргаритка. Годы шли своим чередом, я купил свой первый баркас, затем второй. А потом младший брат прислал сообщение, что отца хватил удар, он при смерти и хочет видеть меня. Я собрал всех детей – у нас их тогда было пятеро, – жену и поехал в Кельн.

Мы с Зайцем слушали, не перебивая. Плавно поворачивая штурвал и внимательно глядя вперед, Хольф продолжал:

– Видели бы вы лицо старика! Когда он полулежал в своей постели, в темной спальне, смертельно бледный, тоньше тени, а ведь всегда был дороднее меня… Мы раздвинули шторы, внуки с внучками обступили кровать и стали спрашивать, как он себя чувствует, и хвататься за одеяла, и теребить подушки, а младшая, Маргаритка, тогда еще совсем крошка, забралась на постель и стала играться с перстнем на пальце деда… – Хольф оглянулся на нас, и я увидел, как блестят его глаза. – Клянусь – отец выздоровел тогда! Ненадолго, но он победил болезнь, порозовел, сел на кровати, прогнал сиделку, которая попыталась уложить его. В голосе его снова была уверенность, сила, так хорошо знакомая мне с братом, а потом он посмотрел на мою жену, на меня, так… – Хольф запнулся и продолжал хрипло: – Отец поглядел на нас так, что я понял: он простил и меня, и ее, и еще понял, что он… что он счастлив сейчас, впервые за много лет по-настоящему счастлив. Отец посадил Маргаритку на колени, осторожно взял маленькую ручку в свою морщинистую сухую ладонь. Руки остальных внуков сжал другой рукой, очень осторожно и ласково, снова лег на подушки и закрыл глаза. И на лице его была улыбка, такая… какую я не видел больше никогда.

Хольф замолчал, уставившись в окно. Я тоже молчал, но Заяц был не из тех, кто способен остановиться у самого конца истории, не дослушав, чем кончилось дело.

– А потом? – спросил он, ерзая. – Хольф, эй, что было дальше?

– Дальше… – пробормотал капитан. – Что же, дальше малышка стала теребить его и после спросила, почему дедушка больше не играет с ней, а он лежал с улыбкой на лице… С навсегда застывшей улыбкой. Мы сказали детям, что дед заснул, хотя старшие обо всем догадались, но Маргаритка осталась в уверенности, что он просто спит, и после еще много раз вспоминала о нем, просила отвести к дедушке, а потом забыла.

– Так он умер? – догадался Заяц. – А как же наследство? Ты его получил?

– Отец не успел снова изменить завещание, все досталось младшему брату.

– Эх! – разочарованно махнул рукой мальчишка. – Свезло брату твоему.

– После похорон он подошел ко мне, – добавил Хольф, – и предложил поделить пивоварню с нашими магазинами и складами. Поделить все напополам…

– Не может быть! Зачем ему?

Капитан пожал плечами.

– Зачем… Может, чтобы прямо смотреть в глаза своему брату?

– Чего-о? Не, я говорю, зачем он тебе предложил половину от богатства, ему какая выгода? Если бы…

– Заяц, не все на свете определяется выгодой, – перебил я.

– Да ладно… – скептически протянул он, но на лице его появилось глубокое раздумье, и мальчишка надолго замолчал.

– Брат предложил вернуться в наш дом в Кельне, – снова заговорил Хольф. – Он хотел, чтобы мы вместе занялись делами фирмы. Она разрасталась, он собирался строить новые склады и недавно открыл магазин в Берлине.

– Вы отказались, – заключил я.

– Отказался? – встрепенулся Заяц. – Откуда ты знаешь?

– А иначе как бы мы встретили Хольфа возле той деревни?

– Отказался, – подтвердил капитан. – Жизнь у реки показалась мне… интереснее.

– Вряд ли интереснее, – возразил я. – Скорее уже спокойнее и тише.

– А может быть – полнее и правильнее? Одно я знаю точно: на лице моего отца, когда его хоронили, была та же самая улыбка, которая появилась, когда он взял за руки своих внуков. Да-да, он продолжал улыбаться даже на смертном одре, и это такая же правда, как и то, что уже рассвело, что мы миновали Большой казан… – капитан подался к окну. – И что впереди я вижу «Двузубец», который, черт его побери, все же сворачивает в одно из боковых ущелий!

2

– Не нравится мне это, – произнес Хольф. – Что могло заставить капитана Петера вплыть сюда? Он очень рискует… Сколько же ему заплатили?