Книга Машины Российской Империи - Иван Крамер

– Баркас может плыть быстрее? – спросил я.

Хольф сказал, не оглядываясь:

– Нет, пока мы в ущелье.

– Оно длинное?

– Да уж не маленькое. На сто пятьдесят километров тянется.

– Откуда такое взялось? – Заяц вошел в рубку следом за мной.

Капитан пояснил:

– Ущелье река проделала.

– Как это? Не могла река такое сделать. Вода… она ж мягкая!

– Мягкая, но упорная. Река горы точит. А Дунай в этом месте, как дерево. – Хольф улыбнулся пришедшему в голову сравнению. – Там, где мы плывем, – основной ствол. От него отходят ветки: ущелья, теснины всякие. А еще на дереве есть плоды.

– То есть пещеры? – догадался я.

– Точно, пещеры. Дунай пещер много в этих местах понаделал, часть затоплена. Смотрите, – он показал влево, потом вправо. – С той стороны Балканские горы, с этой – Карпатские, то есть южные отгорья Карпат. Тут сходятся два горных хребта.

– Скорее – горных массива, – поправил я.

– Пусть будут массивы. Это… великая красота. Вот за что я люблю реку и все эти места вокруг.

– А дальше что? – спросил Заяц. – За ущельем, там же Черное море?

– Но сначала речная дельта, малец. Дунай расходится тремя рукавами, а между ними… – отпустив штурвал, Хольф широко развел руки, и я услышал в его голосе искреннее волнение. – Там, парень, рай. Там живут пеликаны, особые, и всякая другая живность, которую и не увидишь больше нигде. Там…

– Меня беспокоит, что мы не видим огни «Двузубца», – сказал я.

– Меня тоже это беспокоит. Хотя и меньше, чем вас, Алекс. Возможно даже, что мое беспокойство мешается с облегчением.

– Хольф, нам обязательно надо догнать баржу.

Он повел плечами.

– Не можем мы ее не догнать.

– Но она ведь свернуть могла? – спросил Заяц. – В одну из этих, ну, веток. Боковых ущелий.

– Не могла. Как там двухкорпусник провести? Туда рыбацкие лодки могут заплывать, но не «Двузубец». Не такой капитан Петер дурак. Ущелья для него слишком тесные, к тому же там отмели. Он или борта о скалы обдерет, или сядет на камни.

– Думал, в таких ущельях должно быть глубоко, – заметил я.

– Там бывают омуты такие глубокие, будто до самого ада идут. Но есть и отмели. – Хольф повернул погасшую трубку мундштуком кверху и показал нам. – Торчит со дна такой каменный столб, заканчивается в метре под поверхностью. С борта его не увидишь, но если поплывешь над ним, он тебе вспорет брюхо, как ножом. Да и узкие эти ущелья в большинстве. И ломаются зигзагами… Не пойдет туда «Двузубец».

– А тут вокруг кто-то живет? – спросил Заяц.

– Горные козлы да горные румыны. А в долинах скотоводы, сербские влахи. Дикие места.

Снова выйдя из рубки, я встал у борта ближе к носу. Вокруг громоздились скалы. Вода била в борта, вскипала бурунами; Дунай недовольно извивался в теснине, которая становилась то уже, то раздавалась вширь. Мы проплыли мимо развалин крепости, основанием погруженной в воду, миновали несколько каменистых островков – из одного торчал накренившийся могильный крест – и повернули, следуя изгибу русла.

Светлело очень медленно – утро с опаской вползало в Джердапское ущелье. Когда я вернулся в рубку, капитан по-прежнему стоял у штурвала, а Заяц сидел на полу у стены. Присев на шаткий табурет, под которым стоял мой несессер, я спросил:

– Опасно проходить здесь ночью?

– Есть такое дело, – согласился Хольф. – Суда частенько бьются. Но я плавал в этих местах, знаю их.

– И ночью тоже плавал? – спросил Заяц.

– Ночью пока не доводилось. Не волнуйся, сынок, пройдем.

В голосе капитана была спокойная уверенность в себе и в «своем деле», которое он намеревался выполнить правильно, без суеты и без ошибок. Тут я увидел через окно огонек, возникший далеко впереди, и вскочил.

– Что это там? Вы видели… уже пропал!

– Кормовой фонарь, – пояснил Хольф.

– Это «Двузубец»?

– Более чем вероятно.

– Но куда он делся?

– Должно быть, снова закрыли скалы на изгибе реки. Минуем поворот, тогда увидим.

Баркас качало все сильнее. Хольф пошире расставил ноги, крепко держась за штурвал. Основательный, как статуя, он внушал уверенность в том, что все обойдется благополучно. Не мог этот человек не вернуться в свой крепкий приземистый дом, к своей двуколке, запряженной добродушной лошадкой, к своей круглолицей Марго и к детям – ко всему тому, что ждало его.

– Вы бы не переживали, Алекс, – заметил он. – Не вижу я причин для волнения. Во всяком случае, до тех пор, пока не нагоним баржу.

Когда я снова сел, Хольф вытащил трубку изо рта, зевнул и добавил:

– Впрочем, одна причина для волнения все же есть – мне хочется спать.

– Могу сменить вас за штурвалом.

– На спокойной воде, днем – да. Но не здесь и не сейчас. Чувствуете, волнение еще усилилось?

Баркас качался все сильнее – раскачивался газовый светильник на крюке у потолка, наши тени колебались на полу и стенах. Поскрипывали два портрета, пожилых мужчины и женщины, висящие на гвоздях. Заяц для равновесия вытянул ноги, я устроился на табурете верхом.

– Лучшее средство от сна – добрая беседа, – заметил Хольф. – Я пытался расспросить мальца о прошлой жизни, но он на редкость скрытен для ребенка.

– Ничего я не скрытен, – возразил Заяц сумрачно. – Просто не люблю вспоминать.

– Что же такого было в твоей пока еще недлинной жизни, что ты не любишь вспоминать об этом?

– Всякое было, – мальчишка уставился на свои колени.

Не дождавшись другого ответа, Хольф обратился ко мне:

– Ну а вы, Алекс? Чем занимались вы?

– Мне много чем доводилось заниматься.

В этот момент за левым бортом раздался громкий плеск, и баркас сильно качнуло.

– Это что?! – Заяц чуть не опрокинулся на бок.

– Все в порядке, – заверил капитан. – Но вам лучше держаться покрепче.

Вместе с табуретом я перебрался поближе к столу, чьи ножки были прикручены к полу, ухватился за него. Посмотрел на портреты, с тихим скрипом качающиеся на гвоздях, и спросил:

– Кто там нарисован?

– Мои родители, – пояснил капитан. – Они давно почили.

– Вы немец. Как попали туда, где мы вас встретили?

Он кинул на меня взгляд через плечо, сдержанно улыбнувшись, давая понять, что заметил, как быстро я перевел разговор с себя на него, и снова уставился в окно. А я все вслушивался, ожидая, что спереди до нас донесутся раскаты взрывов, ведь цыганский дирижабль уже должен был догнать баржу.