Книга Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец

– Ну-с, – сказал он, отшвыривая в угол обглоданную индюшачьюногу. – Самое время забить осиновый кол в грудь своим иллюзиям! У меня такоеощущение, что скоро – в ближайшие день или два – все должно решиться.

– Так скоро? – спросил Меф.

– А почему нет? Некто похитил свиток желаний из шкатулки в тусамую минуту, когда мы соревновались со стражами света в бестолковости. Далее,этот же некто обвел вас вокруг пальца и, заставив сражаться с могильщиками,отпечатал на похищенном свитке дарх Улиты. Иначе зачем было устраивать этотфарс с битами – не нахожу объяснения.

– Это все из-за свитка желаний? – предположил Мефодий.

– Ты порой умиляешь меня своей наивностью, синьор помидор!Само собой. Все дело в свитке, который явно захватил кто-то играющий в своихинтересах, а не в интересах света либо мрака.

– И?..

– Подумай сам. Свиток у него уже давно, но он до сих пор ненаписал желание и не сжег его. Почему? Не нашел березового полена?.. Едва ли.Объяснение может быть только одно. Это желание попытаться повлиять надальнейшие судьбы Тартара и Эдема. А раз так, то одного свитка мало. Егопохитителю необходимо заручиться мистической поддержкой всех участвующихсторон. Хотя бы формально магия требует справедливости. Здесь мы вторгаемся вобласть очень тонких взаимоотношений добра и зла.

– А такие есть? – усомнился Мефодий.

Арей ухмыльнулся, показав желтоватые, широкие зубы.

– Если их нет – тогда какого Лигула ты засматриваешься наДаф? Да будет тебе известно, до того как желание будет написано и свиток бросятв огонь, нужно, чтобы на свитке отпечатались крылья светлого стража, дархтемного и эйдос человека, свободного в своем выборе. Неважно, произойдет ли этопо доброй воле или обманом. Такие тонкости мироздание волнуют мало…

– Хорошо. Дарх отпечатан. Я лопухнулась. А крылья светлогостража? – спросила Улита.

– Момент!

Мало заботясь, что делает это жирными пальцами, Арей открылящик стола и бросил на стол фотографию. Снимок был не слишком удачным. Кто-тоделал его наспех, через окно. По шторам, по календарю с гонками и, главным образом,по самому виду комнаты Мефодий понял, чья это была квартира.

За окном стоял человек с несвежей плешью, похожей напоросший черной шерстью персик. Виден он был нечетко. Отчасти из-за того, чтосам снимок был скверным, отчасти потому, что даже на магической фотографииплешивый старался повернуться спиной и заслониться руками. Рассерженный Арейподнес фотографию к свече, и она вспыхнула. Человек заметался на снимке и исчезв дыму, так и не показав своего лица.

– Упорен, как и прежде. Что ж… Рано или поздно свидание подчасами все равно состоится… – пробормотал Арей.

Он узнал. Зрачки у него сузились. Стали похожи на маленькиесверлящие точки. Ненависть, которую мечник мрака испытывал к плешивомучеловеку, была осязаема. Мефодий мог бы легко впитать ее, но не стал этогоделать. Он ясно ощутил, что ненависть, даже чужая, способна разъесть ему душу,как кислота.

– Кто не знает, запомните: это Яраат, – глухо сказал Арей. –Он побывал в комнате у Даф. Один из комиссионеров оказался неподалеку и успел сделатьснимок… К сожалению, ко мне снимок попал с опозданием. Комиссионер сперванаправил свои пластилиновые лапки к Лигулу и затем уже только ко мне. Замечаниеуже внесено ему в личное тело. Я бы даже сказал: впечатано.

Арей печально посмотрел на свой могучий кулак.

– За Даф следят? Откуда там взялся этот комиссионер? –спросил Мефодий.

– Разумеется, следят. У мрака слишком много служащих мелкогоранга. Каждому надо найти дело. Неужели ты думаешь, что мрак оставит Даф впокое?

– Не оставит, – тихо сказал Мефодий.

Буслаев давно уже это чувствовал, но боялся произнести,чтобы слова не стали материальными. А они материализуются. Это, увы, факт.

– А что вышло у вас тогда с Яраатом? Из-за чего возникланенависть? – спросил он.

Мефодий знал, что вопрос рискованный. Он не ожидал, что Арейему ответит, и был готов даже к вспышке гнева. Однако Арей ответил:

– История дружбы, история предательства, история смерти. Этиистории часто переплетаются. И ведь когда-то мы с Яраатом были друзьями… Кактолько я вспомню, что доверял этому мерзавцу, мне хочется взять вот этоткинжал, вырезать свое сердце и растоптать его ногами, – медленно и отчетливосказал Арей.

Он поднял голову и тяжело уставился на Мефодия.

– А теперь ты хочешь, конечно, знать, как все было? С первойи до последней минуты? Вам, бывшим лопухоидам, всегда важны так называемыеподробности. Сути вам мало. Не так ли?

Мефодий молчал. Интуиция подсказывала, что лучше сейчас неподавать голоса. И он не ошибся. Арей продолжал:

– Страж мрака не имеет права любить и привязываться.Единственное, что нам дозволяется, – это испытывать страсти, пускай даже самыечудовищные. Закон этот непреложен. Остальные законы нарушаются в Тартаредовольно легко и без особых последствий. В конце концов, афоризм «Не пойман –не вор!» – наш афоризм. Делай любые мерзости, но без шума и пыли. Но запретлюбить и привязываться крайне строг. Я бы сказал, именно на запрете любить истоит Тартар, это милейшее во всех отношениях заведение.

– Но ведь…

– Не перебивай! Любовь размывает абсолютное зло. Подтачиваетосновы. Делает стража дряблым и половинчатым. Открывает форточку для добра,которое так и ищет щель, чтобы просочиться. Ведь если ты любишь – действительнолюбишь, а не просто вожделеешь и пользуешься, – без этого добра не обойтись!Сразу припрутся и самопожертвование, и умиление, и много всякой смежной дряни.В результате из разящего меча мрака ты превращаешься просто в ржавую железку,которая сломается в первой же битве.

Скрюченные пальцы Арея дважды царапнули стол. Голос, однако,остался все тем же: мерным, холодным.