Книга Упал, отжался! - Михаил Серегин

– Товарищ лейтенант! – звонким эхом прокатился по самолету голос Валетова. – А эти ящики сейчас вскрывать или потом?

– Какие ящики? – не понял Мудрецкий. Потом начал вспоминать: утро... не до конца проснувшиеся химики спешно закидывают все, что нашлось в палатках... Оцинкованный ящик с боеприпасами, рядом еще какие-то, только перед этим для учений получал... Ну-ка, ну-ка, это становится совсем интересным!

Когда заложило уши и пол под ногами приобрел весьма ощутимый наклон в сторону пилотской кабины, лейтенант Мудрецкий ощущал себя бедным мальчиком Аладдином, которому из всех сокровищ досталась старая лампа. Вот только лейтенант, в отличие от мальчика, был достаточно неплохо осведомлен о содержимом своей добычи. Теперь оставался только один вопрос – выпускать этого джинна или нет? И если выпускать – то в каком случае?

Телевизор Юрий смотрел и газеты читал. Не часто, но о современных журналистах имел представление. И о том, что и как они будут говорить, вздумай он применить лежащие перед ним аккуратными рядками штуковины, – тоже. Белые баночки из твердого пластика, с плотно притертыми резьбовыми пробочками и тихо булькающим от качки содержимым. В принципе для человека безвредным... но крайне неприятным. А ведь это не единственное, что досталось ему от родных войск химзащиты. Пусть случайно досталось, пусть взгреют его за это – но греть-то будут уже не здесь, а где-то гораздо севернее. Вот уж спасибо Волкову, хоть этим удружил – как взял вчера «диверсантов», так все их барахло в палатке оставил. Да еще и в ящик сложил. В один из тех, что на «шишиге» из Саратова приехал, а потом был оставлен в роте для хозяйственных надобностей. Неудивительно, что его Простаков узнал и в кузов кинул. Удивительно, что так повезло, и просто грех такой удачей не воспользоваться. Удача, она баба та еще – очень любит, когда ею сразу пользуются, как только она возможность такую предоставит. А вот не ублажишь сразу – может ведь и уйти...

Единственное, что удручало, – полное отсутствие патронов к пулемету БРДМ. Можно будет, конечно, попробовать их где-нибудь раздобыть, но на это нужно время. Впрочем, была у лейтенанта Мудрецкого одна идея, касающаяся вооружения бронемашины. И причем воплощать ее следовало как можно скорее.

Самолет тряхнуло, что-то глухо стукнуло и лязгнуло под полом отсека. Тут же послышался булькающий и хлюпающий звук, несколько приглушенный слоем прорезиненной ткани – Простаков нервно отреагировал на возможные неприятности.

Стук и лязг повторились, самолет подбрасывало и раскачивало, как автобус на грунтовке. Из кабины выскочил борттехник со своим неизменным инструментом. Не обращая внимания на уткнувшегося лицом в бахил Простакова, двумя прыжками достиг середины отсека, при помощи рукоятки кувалды и набора крепленых выражений вскрыл часть настила на полу. В салоне сразу засвистело и загудело.

– Так, кто тут есть?! – Квадратные глаза техника остановились на Мудрецком. – Ну-ка, террорист хренов, иди сюда, страховать будешь!

Изумленный лейтенант подчинился, подошел и заглянул в свистящую дырку. Увиденное сильно напоминало занятия, на которых будущие биологи изучали под микроскопом строение насекомых – какие-то многосуставчатые конечности, склизкие кишки, вздутия и пластины...

– Так, упирайся покрепче и держи меня за пояс! – командовал борттехник. – Учти, если что, мы с тобой нырнем в море, а до него еще метров пятьсот!

Мудрецкий расставил ноги пошире и нащупал под курткой широкий ремень. Техник тут же переломился пополам, завис над дырой и трижды легонько стукнул кувалдой по полу. Тут же среди суставов и кишок что-то противно зашипело, зарычало, брызнула черная маслянистая струя.

– Ага, мать твою! – Кувалда поднялась, чуть не угодив Юрию в лоб, и нанесла удар по одному из суставов. Быстрый, сильный и предельно точный. Сустав, понятное дело, судорожно дернулся и согнулся, в результате вся конструкция просела и начала выворачиваться. Последовал второй сеанс беспощадного лечения, и внезапно далеко внизу Юрий действительно увидел зеленоватую воду, по которой катились подкрашенные сероватой пеной волны. На миг мелькнуло что-то черное, заслонившее морской простор, самолет тряхнуло еще раз. Борттехник опасно покачнулся, но тут же переступил руками по полу, подтянул и задвинул на место металлическую плиту. Распрямился, отряхнул руки, с удовольствием подкинул в руке кувалду.

– Порядок, будем жить... Чего так смотришь? Подумаешь, шасси не выходили, дело привычное. Давай рассаживай своих, хватит им возиться. Через десять минут посадка, на земле доделаете, что нужно. Станция Каспийск, пассажиров просят освободить салон! Расселись, вцепились, приготовились к своей участи. Самолет резко пошел вниз, уши заложило, словно ватой. Но даже сквозь эту вату был отчетливо слышен треск и скрип – особенно сверху, оттуда, где к фюзеляжу крепились крылья...

– Не сядем, товарищ лейтенант! – на миг вынырнул из своего бахила Простаков. – Гробанемся!

– Молчи в свою резинку, сесть мы всегда успеем, – хмуро посмотрел на друга Валетов. – Ты, Леха, главное, не бзди, а то самолет приземлится, а нас уже не откачают. Обидно будет, правда?

«Ан» тряхнуло еще раз, над головой треснуло с такой силой, словно туда угодила молния.

– Гробанемся! – заорал забывший про качку Гулливер. – Все, ребятки, гробимся! Ой-йе! Опс!

Последний звук был заметно тише остальных, поскольку Валетов не стал тратить драгоценные и, вероятно, последние в жизни секунды на уговоры, а попросту ухватился за голенище бахила и резко дернул его вверх. Забулькало так, словно сквозь скопившуюся блевотину всплывала подлодка. Не дожидаясь, пока друг Леха сможет придумать и осуществить план мести, Фрол вскочил ему на плечи – что дало дополнительный выигрыш в пару-тройку секунд – и ловко перепрыгнул на броню БРДМ. После вчерашнего происшествия она почему-то казалась Валетову уютной и надежной, как родной дом. Особенно если захлопнуть за собой люк и запереть его изнутри – что он и проделал раньше, чем Простаков сумел протереть и разлепить глаза.

Снизу раздался мощный удар, и на мгновение химики зависли в воздухе, как космонавты в невесомости, даже колеса накрепко привязанной «шишиги» оторвались от пола. Более тяжелый броневик качнулся, но устоял на всех четырех – и правильно сделал. Потому что в следующий миг скамейки жестко, недвусмысленно и весьма чувствительно напомнили всем о простом факте – самолет пока что вполне подчинялся земному тяготению. Как и все его содержимое. Даже если оно было против. Не успело содержимое почесать ушибленные места или хотя бы вслух отметить их появление, как удар повторился, но уже несколько слабее, и сменился зубодробительной тряской.

– П-п-пр-ри-ие-е-еха-а-ли-и! – радостно простучал челюстями Простаков. Еще раз вытер лицо рукой, отряхнул ее, стараясь никого не задеть брызгами, и бодро пошлепал по боку зеленого стального коня, в брюхе которого скрылся мелкий паразит. – Вы-ы-лаазь, Ва-алет! Про-оща-аю! Бу-удем жи-ить!

Тряска постепенно перешла в мерное постукивание по бетонке, двигатели сменили рев на деловитое бормотание. В иллюминаторе замелькали стоящие крыло к крылу транспортные самолеты, чуть подальше можно было разглядеть стайку толстеньких пятнистых вертолетов с опущенными лопастями винтов. «Ан» долго выруливал с взлетной полосы на одну из стоянок, наконец нашел свое место, устало посвистел на прощание и затих. Хлопнула дверь, и к пассажирам вышел командир в сопровождении бородатого деда и борттехника с неизменной кувалдой в руках.