Книга Родина - Елена Долгопят
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я Вале должна ее передать, – хмуро сообщила Римма.
– Я в курсе, – невозмутимо сказал элегантный.
Поколебавшись, Римма стянула куртку и протянула ему. Он взял куртку за шкирку и повесил на крючок. Только сейчас Римма обратила внимание, какие шикарные висят в гардеробе пальто, плащи и куртки, многие с прекрасными меховыми воротниками, мерцающими в неярком электрическом свете. Мать называла такой свет щадящим, в нем не так видна старость.
Элегантный уловил взгляд Риммы и указал ей на стеклянную дверь. Римма смотрела нерешительно. Элегантный отступил от барьера и как будто о Римме забыл. Она двинулась к двери. Когда приблизилась, дверь сама приоткрылась.
В зале переливались разноцветные всполохи. Оркестрик располагался на низенькой сцене. Оглушал. Люди в зале двигались больше вразнобой, чем под музыку. Римма разглядела столики вдоль стены, пробралась. Нашла свободное место и села без спросу. Но пожилая дама за столиком не обратила на нее внимания. Перед ней была тарелка с крошками, рюмка с остатками вина. Официант подошел и взял тарелку и рюмку.
– Коньяк есть? – спросила дама погромче, перекрывая музыкальный грохот.
– Армянский, «Арарат», – отвечал официант.
– Сто грамм.
– Что-нибудь еще?
– Кофе.
Официант взглянул вопросительно на Римму, но она молчала. Есть хотелось умопомрачительно, но за деньги здесь давали еду или за так – Римма не знала. Можно было бы и поинтересоваться. Но Римме заговорить сейчас с кем-то было все равно что поднять грузовик. Так она устала, и так ей хотелось посидеть тихо и не думать о том, что будет с ней дальше.
Дама выпила коньяк. О кофе словно забыла.
Музыка вдруг смолкла. И люди в зале остановились. Цветные всполохи погасли. Зажегся ослепительный свет. У дамы оказалось бледное, невыразительное лицо. Музыканты уходили за кулисы со своими инструментами.
В зале свет приглушили, но опустевшая сцена осветилась ярко. Люди в зале сели на свободные места за столиками, но на всех мест не хватило, и многие остались стоять, они загораживали сцену от Риммы. Впрочем, ей не особенно интересно было, что там сейчас будет, она отупела от усталости. Вдруг раздался знакомый голос:
– Прекрасный вечер сегодня.
Римма изумленно привстала. Голос был из наушников, тот самый, старый и слабый. Его усиливал микрофон. Голос принадлежал человеку на сцене. Выглядел человек молодо и, как сказала бы мать, стильно.
– Но все хорошее заканчивается. И скоро мы разойдемся по домам. И встретимся завтра на работе. Сегодняшний праздник нас сплотил еще больше.
Люди в зале одобрительно загудели. Кто-то захлопал.
– Сегодня мы отмечали хорошую работу. Дарили подарки лучшим из нас. Я старался, чтобы подарки были достойными. Чтобы люди остались довольны и готовы трудиться еще лучше.
В зале одобрительно загудели.
– Напоследок я хочу подбодрить отстающих. Я хочу преподнести подарок худшему из нас.
Римма стояла у своего места и, вытянув шею, отупело смотрела на сцену. Из-за кулис показалась Валя, она несла сизо-красную огненную клетку.
Человек на сцене продолжал:
– Это подарок-шутка. Чтобы посмеялись напоследок. И чтобы никто не захотел получить такой подарок через год. Хотя… кто знает.
Валя тихо оставила клетку возле оратора и ушла за кулисы.
Оратор наклонился и поднял клетку. Высоко поднял, всем показал. И воскликнул:
– Анна Викторовна Аникина.
В зале люди расступились, образовав к сцене проход. По которому никто не шел. Оратор стоял с поднятой в руке клеткой. Клетку он держал за кольцо, и она немного покачивалась.
– Анна Викторовна, – сказал он, скорее даже понизив голос, чем возвысив. Но вышло даже значительнее.
Соседка Риммы по столику поднялась со вздохом, и все услышали ее вздох. Она пошла в тишине к сцене.
Оратор, улыбаясь, смотрел, как она поднимается по ступенькам. И когда поднялась и остановилась перед ним, принялся на весу развязывать концы платка. Все следили напряженно. За кулисами тихо и грозно нарастал рокот, бил барабан.
Платок упал. Открылась клетка. В ней сидел плюшевый медведь с пуговичными глазами и голубой атласной лентой на шее. В клетке зияла прогрызенная крысой дыра. На секунду, на крохотную секунду, растерялся оратор. И улыбнулся стоящей на сцене даме:
– Как вам подарок?
– Ничего, – сказал она, сглотнув.
– Вы не в обиде?
– Нет, конечно.
– Будете стараться в следующем году?
– Буду.
– Я обещаю вам поездку на Кубу. Десять дней на двоих, в лучшем отеле.
Зал восторженно охнул.
– Если только выйдете в лидеры. Любому, кто выйдет в лидеры. – Он оглядел толпу. – Есть за что бороться?
– А-ааа, – сказал толпа.
Римма опустилась на стул. Взяла так и не тронутый дамой кофе и заглотнула.
Очередь в гардероб подходила, элегантный работал споро.
– Пропустишь? – услышала Римма.
Это Валя пробилась к ней. И Римма потеснилась, давая ей место.
– Слава богу, – возбужденно сказала Валя, – все кончилось.
Римма молчала.
Элегантный подал Вале пальто с черным лисьим воротником, Римме сунул ее куртку. Валя взяла с барьера глянцевый, матово поблескивающий журнал и протянула Римме:
– Это мы к празднику издали. В последнюю минуту тираж печатали, можешь поверить? Главное, завтра не проспать. Минута – тыща рублей, ты в курсе?
Домой Римма ехала ночным полупустым троллейбусом. Журнал она пролистала. Расшифрованный ею монолог дали на первой странице. С фотографией оратора. Он улыбался.
«…а мне сказал, что я необычный человек, что у меня большое будущее», – перечитала Римма, закрыла журнал и бросила возле себя на сиденье.
Напротив Риммы сидели мама с дочкой. Девочка грызла вафли и трещала без умолку – и что у них было в детском саду, и что было на плаванье, и как называется по-английски троллейбус, вафля, мама, ночь.
– Дай вафлю, – вдруг сказала ей Римма. Девочка опешила. Мама растерялась.
– Дай вафлю, – потребовала Римма и протянула руку.
Девочка смотрела испуганно. Мама – со страхом. Наклонилась к дочке и тихо сказала:
– Дай тете вафлю.
Девочка протянула вафлю. Римма взяла и стала ожесточенно грызть, отвернувшись к окну.
Мама подхватила дочку и поспешила к выходу, благо остановка приближалась.
Окно на лестнице распахнуто, пепел на подоконнике, хруст подсолнечной шелухи.