Книга Грустный оптимизм счастливого поколения - Геннадий Козлов

Во время остановки в пути водители, как петухи, ходили друг перед другом, вспоминая ситуации на дороге. На обратном пути при въезде в Дели мы попали в такую жуткую пробку, что два часа практически не двигались. Тут водители вели себя, я бы сказал, более спокойно, чем наши.

В общем, движение на улицах и дорогах Индии я бы назвал чудом света, более впечатляющим, чем доисторический железный столб. Тот стоит себе, ничем не примечательный, разве что не ржавеет, а здесь каждый рикша и автобус несется вопреки всем представлениям о правилах и безопасности движения, но народу в стране от этого меньше не становится.

Если же говорить серьезно, то из всех чудес света на меня самое сильное впечатление произвел Тадж-Махал. Сам город Агра, где он расположен, такой же обшарпаный, как и многие другие. Но вот ты проходишь за каменную стену, и все мгновенно преображается. Мавзолей построен в форме храма на высоком берегу реки, так что весь виден на фоне совершенно открытого неба, и кажется, что стоит он на самом краю земли. Ведущие к нему аллеи украшены бассейнами с голубой водой, в которой отражается белоснежное строение. По мере приближения мавзолей становится все крупнее и величественнее. Весь он сделан из белого мрамора, богато украшенного неглубокой резьбой, и, будучи построенным двести лет назад, выглядит совершенно как новый, нигде нет даже следов пыли, не говоря уже об обветшалости.

По-своему удивителен и Китай. Мне удалось побывать там неоднократно, первый раз – в конце восьмидесятых годов. Тогда Китай только-только начал набирать обороты новой жизни.

Пекин открылся взору широтой своих проспектов и площадей. Повсеместно прокладывались новые улицы, строились великолепные гостиницы, спортивные комплексы и жилые районы. При расширении улиц сносились ветхие старые двухэтажные бараки, которыми город был застроен ранее. Сносились они не целиком, а только то, что мешало новому строительству. В оставшихся частях домов люди продолжали жить даже в тех случаях, когда у комнаты отсутствовала одна из стен и жизнь протекала на виду у всей улицы, как в детском кукольном домике. Уже потом в Шанхае, проходя по старому району, я понял, что проживание большой семьи в одной комнатке для прежнего Китая типично. Жизнь, не помещаясь в этом крошечном объеме, выплескивается через постоянно открытую дверь, занимая прилегающую часть улицы. Прохожие, по сути, постоянно вторгаются в частную жизнь обитателей дома, никак на нее однако не влияя.

Изменения жизни китайцев происходят так стремительно, что не все успевают к ним привыкнуть. Это хорошо видно даже во время встреч с учеными. Наша делегация жила в совершенно новом, шикарном отеле, здесь же проходила и конференция. Приехавшие из провинции китайские ученые, попав в такую обстановку, чувствовали себя очень неуверенно и даже боязливо. Простота нравов, детали которой я не стану описывать, проявлявшаяся особенно откровенно во время обедов, просто ставила нас в тупик. Некоторые наиболее впечатлительные члены нашей делегации предпочитали просто избегать этих совместных обеденных церемоний.

Наука в Китае конца прошлого века была очень неоднородна, здесь можно было встретить и первоклассные лаборатории с новейшим оборудованием, и совершенно развалившиеся приборы прошлых столетий. При этом видно, что новая жизнь наступает очень уверенно и вытесняет убожество повсеместно шаг за шагом. Во всем чувствуется системность, отсутствие суеты и реформаторского зуда.

Ученые иной раз могут проявить скептическое отношение к своему институтскому партийному лидеру, но к руководству страны – никогда. Власть авторитетна и популярна, ее замыслы известны каждому и каждым приветствуются. Студенческие волнения на площади Тяньаньмэнь с иностранцами стараются не обсуждать, но совершенно ясно, что власти и народ извлекли из них серьезный урок. Также на задний план отошли и события «культурной революции». Мне доводилось общаться с учеными, которых посылали на перевоспитание в деревню. Вспоминают они то непростое время спокойно и даже с некоторой гордостью, что смогли выстоять.

Отношение к нам было повсеместно радушное. Период братской дружбы двух великих народов пожилые китайцы помнят и чтят.

Во время последующих визитов в Китай оставалось только удивляться, как же быстро преображается страна. Об этом много сказано и написано, так что нет необходимости повторять. Замечу только, что преобразились не только города и села, заводы и институты. Преобразились сами китайцы. Серая масса ехавших сплошным потоком велосипедистов превратилась в красивых, раскрепощенных мужчин и женщин. Они жизнерадостны и неспешны. Как грандиозность новых построек пришла на смену прежней убогости, так изменился и менталитет граждан. Но, главное, в них стала чувствоваться уверенность. В одной новой телекоммуникационной фирме хозяин заявил нам, что через пару лет обгонит известнейшую американскую компанию «Лусент». И что же? Через два года они ее не только обогнали, но и разорили.

Хотелось бы иметь подобные примеры инновационного развития и в нашей стране.

Глава четырнадцатая

Партия

В семидесятые годы вступление в партию для научного сотрудника было жизненно полезным, но не простым делом. Я удостоился этой чести в 1975 году в предельном для этого шага возрасте, в 31 год. До этого пару лет я провел в партийном резерве.

В первые годы после вступления я старался не высовываться, но ни партком, ни партбюро не упускали случая дать какое-нибудь поручение. Одно из них стало для меня поворотным этапом в партийном становлении, хотя проявилось это далеко не сразу. На институтском собрании планировалось обсудить вопросы, касающиеся повышения эффективности партийной работы, и потребовалось подготовить выступление по этой теме молодого коммуниста. Выбор пал на меня.

Я отнесся к поручению очень серьезно и решил взглянуть на проблему по существу. Главный мой тезис сводился к тому, что следует отказаться от всех дел и затей, которые не приносят людям конкретной пользы, а только отвлекают от работы и подрывают тем самым авторитет институтской партийной организации. Меня как-то не смущало, что в их число попали практически все основные мероприятия парткома, как то: политсеминары, праздничные митинги, торжественные встречи гостей на улицах города и даже субботники. В качестве критерия оценки полезности мероприятий я собирался предложить желание людей участвовать в них добровольно. Среди прочего мне казалось важным изменить стиль работы с беспартийными, отказаться от вызова их с характеристиками на партком, а вместо этого секретарю самому приходить для обсуждения характеристик в трудовой коллектив.

За два дня до собрания меня пригласил один из членов парткома, для предварительной беседы. Убедительность подобранных доводов и тщательность проработки предложений вселяли в меня волнительное предчувствие успеха (как я теперь знаю, верный предвестник неудачи). Партийный руководитель выслушал меня не перебивая. К концу моего спича воцарилось тягостное молчание. Было видно, что он был просто потрясен и не знал, как реагировать. Уверенности в успехе у меня поубавилось еще более, когда он вызвал секретаря нашей лабораторной партийной организации, а меня попросил подождать в коридоре.