Книга Братишка, оставь покурить! - Николай Стародымов

— Ты сделал выбор, Костя. Так что же ты еще от меня хочешь?

В двери прогремел ключ.

4

Он ушел. Я, постояв в растерянности перед захлопнувшейся дверью, вернулся к своему топчану. Уселся на него. И уставился на оставшиеся пустые тарелки.

В голове мысли крутились, вихрились, толкались, пихались, наплывали одна на другую…

Ситуация сложилась, конечно, довольно паскудная. Виноватым ни перед кем я себя не чувствовал. Разве что перед Мириам, если у нее из-за всей этой истории, если из-за ее доверчивости у нее будут новые неприятности. Впрочем, что такое в данной ситуации неприятности? Ей, по большому счету, могут грозить не неприятности, а кое-что куда похуже.

Не знаю, как мой поступок выглядит со стороны. Однако перед сербским командованием я чувства вины не испытывал. Никаких секретов я не выдавал, никому ничего плохого не сделал. У нас некоторые ребята встречаются с местными девушками, кое-кто даже жениться собирается, чтобы остаться здесь, на Балканах. Так какая разница между мной и ими? Только в одном: моя девушка — с той стороны, она воевала против нас, ее братья и другие родственники, если они у нее есть, тоже воюют против тех людей, помогать которым я сюда приехал. Есть ли в этом вина? С точки зрения морали, с точки зрения взаимоотношений между мужчиной и женщиной, скорее всего, нет. Ромео и Джульетта — наибанальнейший тому пример. Однако с точки зрения практики — военной и политической — подобных связей и контактов лучше избегать. И тут пример приходит на ум уже иной: сын Тараса Бульбы Андрий и прекрасная шляхтянка, например.

Тем не менее, прямой вины у меня перед сербами не было. Но ведь и их можно понять. Потому что в подобной ситуации лучше исходить из принципа «как бы чего не вышло». Тем более, что произошла вся эта история не с их земляком, а с человеком приезжим, пусть даже с самыми благими намерениями.

А в самом деле, что мне могут сделать? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно попытаться поставить себя на место соответствующих сербских начальников, правомочных решать мою судьбу. Как говорил мой старшина, «голова дана человеку, чтобы думать, а мозги — чтобы соображать». Вот и попытаемся напрячь голову и пошевелить мозгами.

Итак, что мы имеем? В составе Русского добровольческого отряда воюет некто Константин Беспросветный, находящийся тут, как неожиданно выяснилось, под подложным документам. Причина, по которой он приехал воевать, по большому счету никому не известна. В самом деле, это уже далеко не мальчик, мечтающий пострелять, мир поглядеть и себя проверить… Нет, на войну приезжает уже немолодой опытный человек, о котором к тому же известно, что он служил в Советской Армии и имел воинское звание капитан. Все это, в сочетании с отсутствием подлинных документов, наталкивает на предположение, что на родине он по какой-то причине оказался в конфликте с законом. Что еще? Человек бывалый, он здесь становится неплохим разведчиком, известным под прозвищем Просвет.

Вот и все, пожалуй. Я имею в виду, что это вся «объективка», которая у сербов имеется на меня. Теперь другая сторона.

Этот самый человек, называющий себя Константином Беспросветным, никому о себе ничего не рассказывает. Воюет хорошо, однако никогда сам с инициативой не вылезает, держится особняком. Несмотря на то, что пользуется авторитетом, ни с кем не дружит, ни с кем не сошелся. Между тем имеются косвенные свидетельства, что он «сидел», причем срок имел немалый, а потом у него произошла какая-то личная драма, из-за которой он был вынужден срочно и почти нелегально покинуть Россию.

Во всем этом не было бы ничего такого уж страшного — в конце концов, русы пусть сами со своими разбираются. Но тут происходит эта непонятная и подозрительная история.

Видеться она, эта история, сербскому руководству может, например, так.

На положае, где находятся русские добровольцы, невесть откуда вдруг появляется никому здесь неизвестная девушка. Оказывается, она разыскивает разведчика Просвета, которого хорошо знает. Ладно, дело мужское, это можно было бы как-то объяснить. Между тем выясняется, что эта девушка — мусульманка. Наверное, это тоже еще как-то можно было бы объяснить — например, тем, что разведчик завербовал ее во время одного из походов в тыл противнику или уговорил ее стать его осведомителем. Маловероятно, но допустим, что так оно и было. Однако они вдвоем вдруг куда-то исчезают на несколько часов. Исчезают вообще, бесследно, никому не сказав куда. И это еще можно понять, например, что просто удалились в заросли погуще, потому что у них вдруг вспыхнула взаимная симпатия.

Бред какой-то, — ухмыльнулся внутренний голос. Сам знаю, огрызнулся я.

А сам продолжил. Итак, допустим, что они просто удалились по каким-то личным интимным делам. Но дальше все становится еще запутаннее, непонятнее и необъяснимее. Она не возвращается домой, остается жить с Просветом… Предположим, и это еще как-то возможно объяснить: например, что у нее все там разрушено, все сгорело, все уничтожено и все погибли. И потому она прилипла к этому русскому.

Однако, рассуждал я дальше за неведомого мне сербского офицера, тут начинается то, что уже никак объяснить невозможно.

Несложная проверка личности девушки вскрывает, что она, оказывается, не такая уж беспомощная сирота. Что у нее есть три брата, которые активно воюют против нас, что она сама также принимала участие в боевых действиях… Что ее не тронул и даже отпустил Просвет, захватив на положае, где погибло столько-то мусульман (допустим, контрразведке это известно)…

Так почему бы не допустить, должен предположить этот неведомый мне офицер, что при помощи этой подруги русского добровольца по прозвищу Просвет пытаются каким-то образом использовать против сербской стороны? На женщинах еще и не такие как он ломались… Это называется «постельной разведкой». Каким образом его собираются использовать? А кто ж его знает…

Ладно, если рассуждать подобным образом, а такая цепочка рассуждений представляется вполне логичной, я в глазах неведомого сербского контрразведчика и в самом деле буду выглядеть не слишком приглядно. И что же он со мной может сделать?

Не знаю я местных законов — как писанных, так и традиций. Поэтому предвидеть мою судьбу не могу. Другое дело, что на войне законы проще: как говорится, до ближайшего оврага.

Когда я дошел до этой мысли, вдруг понял одну вещь, которая до сих пор до меня не доходила.

Понятно, что сербскому командованию нет никакого резона ссориться с людьми, которые приехали добровольно помогать им в борьбе. Что-либо делать со мной официально — забирать в контрразведку или устраивать суд военного трибунала — никто не станет. В свете моей сомнительной истории правильнее всего было добиться одного из трех вариантов: добиться того, чтобы я потихоньку уехал отсюда; сделать что-нибудь с Мириам, свалив это потом на месть мусульман за измену священным идеям газавата; или же сделать что-нибудь со мной, также свалив на мусульман. Первый вариант не удался. И тогда, посадив меня под замок, Славко практически спас меня: теперь если со мной хоть что-нибудь случиться, у наших ребят не будет сомнения в том, откуда ветер дует. А это (см. выше) местному руководству никак не выгодно.