Книга Братишка, оставь покурить! - Николай Стародымов

Мы уже стояли возле катера. Катер был большой, красивый, он бестолково бился на волне, привязанный к кольцу коротеньким канатом.

— Хорошо, — сказал я, — допустим, все произойдет так, как вы сказали. Ну а если я выдам себя за русского добровольца, которого выперли из Сербской Краины по ложному обвинению или по недоразумению?

Контрразведчик кивнул:

— Ты и в самом деле можешь это сделать. Только имей в виду: в этом случае тебя, как находящегося здесь незаконно, отдадут не нам, а в русское посольство, от которого мы сейчас пытаемся тебя спасти.

Что ж, логично.

— Хорошо. А если я поверну катер не в открытое море, а к берегу?

— Тебя встретят вон те бравые парни, которые препроводят тебя в полицию — а дальше смотри пункт первый… Пойми, Просвет, у тебя нет иного выхода, как только покориться обстоятельствам, которые мы для тебя сформировали.

Да, и в самом деле, похоже, у них все продумано заранее. Ладно, посмотрим.

Теперь — главное.

— Что будет с Мириам?

Мне показалось или же контрразведчик действительно чуть вильнул глазами.

— Мы ее выдворим на мусульманскую территорию… Тебе пора, Просвет.

Он был прав, этот все продумавший человек. Он был кругом прав. Но только и мы тоже не лыком шиты.

— Но только учти, — я впервые назвал его на «ты». — Я куда-нибудь, да выберусь из тех передряг, в которые вляпался — черная полоса жизни не может длиться бесконечно. Может быть, меня опять посадят… Однако как только у меня появится возможность, я сюда к вам обязательно вернусь и найду Мириам. Я очень не хотел бы узнать, что с ней что-то случилось.

Тут у него прорвалось то, о чем он, очевидно, уже давно думал, но старался не показывать.

— Да зачем она тебе нужна, Костя? — заговорил он горячо, искренне, с раздражением. — Что тебе, других женщин мало? Вон их сколько по всей Сербии после войны одиноких осталось! Выбирай себе любую, со временем и гражданство наше получил бы… Она же враг, Костя!

И снова он был прав. Да только сам господь бог не смог бы увидеть логику во взаимоотношениях мужчины и женщины!

— Может, для тебя она и враг. Но для меня — женщина. Ну и главное: у нее будет ребенок. Понимаешь? — и добавил то единственное, что, надеюсь, могло и в самом деле спасти ее: — Мой ребенок!

Он стоял, ошарашено глядя на меня.

— Вот так, офицер контрразведки!.. Ну а теперь помоги запустить мотор — я в них не бельмеса не смыслю.

…И вот теперь я лежу на спине и гляжу в бездонное небо. Делать было абсолютно нечего, кроме как безропотно ждать, пока меня кто-нибудь обнаружит.

Штурвал у катера не работал. Серб-контрразведчик просто направил катер в открытое море, придержал его за корму и, когда мотор набрал обороты, отпустил. Более того, через какое-то время кончился бензин. И теперь катерок просто болтался на волнах, относимый ветром и течением, насколько я мог судить, все дальше от того места, где остались провожавшие меня люди.

Что я скажу, когда ступлю на палубу какого-нибудь корабля, который, надеюсь, рано или поздно обнаружит меня? Не имел представления. Несколько раз я пытался начать думать об этом, но всякий раз сбивался на события последнего времени.

Не нужно было обладать излишком совестливости, чтобы понять: именно мое пассивное поведение стало причиной неприятностей, которые теперь обрушатся на Мириам. Нужно было что-то предпринимать, как-то бороться за свою судьбу. А я просто ждал, что все само как-то рассосется. Дождался… Какого рода будут для девушки эти неприятности? Я не мог даже представить. Вернее не так: я пытался это представить, но разлет вероятностей был слишком велик. Могли и в самом деле просто не обращать на нее внимание: живи, мол, как знаешь. Могли подсказать пережившим горе местным женщинам, что, возможно, именно от рук вот этой красотки или ее братьев пали ваши мужья. Могли и в самом деле передать мусульманам — и тогда неведомо, как отнесутся там к факту, что она перешла на сторону сербов…

И я ничего не мог сделать, никак не мог повлиять на судьбу.

Допустим, на корабле я скажу, что просто катался на катере, он сломался и попрошу доставить меня в ближайший порт. Там брошусь в Краину, найду наших. Возьму с собой Мариам, вернусь в Белград, явлюсь в посольство, объясню все, вернусь на Родину, которая все поймет и простит… Господи, что за бред лезет в голову! Наверное, слишком яркое солнце нагрело голову.

Ты лучше посмотри, какое небо над тобой. Ты, Костя, конечно, не князь Андрей, но вглядись в него, может, и тебе откроется некая извечная истина, которая поможет тебе дальше жить на белом свете?

…Издалека донесся низкий, утробный вой корабельной сирены. Я встрепенулся. Подскочил, повернул голову в сторону воя.

Там шел белый теплоход. Красавец лайнер следовал, судя по всему, мимо меня, однако должен был пройти не так далеко, чтобы не заметить одинокую лодчонку.

Пора было действовать. Я встал на ноги, схватил большое красное полотнище, которое было заботливо приготовлено на дне катера. И начал размахивать им. С корабля меня заметили. Белая громада коротко прогудела несколько раз, однако было незаметно, чтобы она начала замедлять ход. Впрочем, это понятно — такая огромная масса на воде не в силах остановиться быстро. Было видно, что с борта лайнера спускают катер.

Что я им скажу? Я не знал. Обратил внимание только на то, что флаг, развевавшийся над кормой, мне незнаком.

Что ж, похоже, моя судьба совершила очередной крутой поворот. И что он мне принесет?

Катер уже мчался в мою сторону. А я проверил единственную вещь, которая у меня осталась на память об этих месяцах, что я провел на войне — тощенькую пачку долларовых купюр, которые обнаружил в катере. Это все, чем со мной смогли рассчитаться.

1996 год