Книга «Работа мечты». За кулисами индустрии моды - Джулия Менситьери

других ценностях, в другой философии, в другой культуре. Но, конечно, когда я там, я надеваю костюм, я как будто играю роль. Но верно и то, что есть люди, которые перешагнули бы через труп собственной матери, чтобы попасть на такие ужины.

В другой раз Мия дает мне понять, что в работе она «все время фальшивит», что не означает, что она лжет или говорит противоположное тому, что думает, но что она изображает и играет созданную самой себе роль. Школы моды также играют важную роль в процессах конструирования субъективности и индивидуации. Филипп говорит мне, рассказывая о своих студентах: «Я поощряю их развивать свою индивидуальность, потому что даже если все очень жестко регламентировано, ты как раз должен сохранять определенную долю безумия, пока не найдешь свое место, иначе ты ничем не отличаешься от других».

Таким образом, правила моды подразумевают «создание себя», то есть «изготовление» идентичности, которая «работает» — блестящей, заметной, уникальной и желанной. Но «состояться» также означает «приспособиться», «подстроиться» под нормы, соответствия которым требует этот мир. Размышляя о работах Мишеля Фуко, Матье Потт-Бонвиль объясняет, что у философа понятие субъективации предполагает существование зазора между «созданием себя» в смысле «приспособления себя» к заданному диспозитиву и «созданием себя» в смысле «конструирования себя» в качестве субъекта — причем последнее становится возможным благодаря первому. Пользуясь прекрасной формулировкой Потт-Бонвиля, «быть там» — работать в моде — подразумевает «создавать себя, приспосабливаясь»[129].

Продержаться

По словам Клер, мода — это «чрезвычайно жесткая среда, потому что она чрезвычайно субъективна; вот твоя очередь, а вот ты выбываешь, вот ты прекрасна, а на следующий день ты ничего не стоишь». Упомянутая Клер субъективность, понимаемая здесь как нерациональное личное суждение, по ее словам, лежит в основе самой системы моды и ее сбоев. Клер считает, что трудности работы в сфере моды обусловлены тем, что эта система «основана на истерии» — истерии, разыгрываемой театральными, эксцентричными и непредсказуемыми субъективностями, а также на истерии, которая связана с производственными циклами:

Истерия также заложена в модели потребления, так что это действительно движущая сила этих профессий. Учитывая движущую силу истерии, нам нужен объект подчинения, но истерия также заключается в потреблении. Мы убиваем то, что нам нравилось вчера, потому что мы постоянно в процессе создания, мы вообще не живем настоящим моментом. Мы всегда проецируем себя на следующий момент и тот, что будет после него. Это профессия больных.

Вопросом, как вписаться в подобный ритм производства и тип отношений к себе и другим, явно задаются все работники моды, и каждый отвечает на него по-своему. Через два месяца после фотосъемки в Довиле я снова встретилась с Леонардом, чтобы взять у него интервью. Он начал работать визажистом после того, как в детстве и юности занимался бальными танцами. Привыкший гримировать свою партнершу по вальсу, много путешествовать для участия в конкурсах, очарованный светом мечты и красотой, Леонард нашел в искусстве макияжа идеальную работу. Он справляется с суматохой недель моды и стремительными перемещениями по всему миру благодаря здоровому образу жизни, включающему йогу и диету без алкоголя, табака и продуктов, содержащих крахмал. Хотя такой образ жизни и поддерживает его в физической форме, он не решает проблему эмоционального восприятия рабочих отношений. Рассказывая во время интервью об успешном сотрудничестве с агентством Wiew, он сообщает с ноткой грусти в голосе, что перестал работать ассистентом у Гектора, крупной звезды мировой визажистики:

Он действительно гениальный художник. Он не истеричка [folle — термин, используемый для обозначения очень женоподобных, экстравертных, эмоциональных геев], он очень, очень интровертирован, в плане бизнеса, работы, общения с ассистентами. Он супер-пупер-мега-интеллектуал, он думает о тысяче вещей в секунду, и все, что он делает, очень… необычно. Он действительно гений, и я его очень уважаю.

Тогда я спрашиваю, был ли Гектор авторитарным:

Очень. Когда работаешь с гениальным человеком, он всегда обладает определенным авторитетом, потому что такие, как он, видят вещи в особенном свете, этого никто не может понять, и такие люди очень быстро расстраиваются, если то, что они задумывают, не реализуется. Мы каждую секунду пытаемся предугадать его следующее творение. Это мучительно, ты не можешь себе представить, насколько. В такие моменты возникает сильное напряжение, но самое удивительное, что после этого он приветствует тебя как ни в чем не бывало. <…> Но это и правда адски давило… Я сожалел, что не смог справиться с этим; в то же время, я болел, был не в ладах с собой. <…> Я все еще немного жалею о случившемся, потому что хотел бы продвинуться дальше…

Когда Леонард упоминает о поведении Гектора, ему не по себе, и разговор приобретает оттенок исповеди. Несмотря на авторитарное поведение Гектора, виновник сложившейся ситуации не он, а Леонард, которому не удалось выдержать, продержаться, справиться с этим, справиться с собой. Молодой человек объясняет мне, что был вынужден отказаться от столь желанной должности первого помощника Гектора, потому что испытывал повторяющиеся приступы тревоги, проблемы со сном и невыносимый уровень напряжения. Друзья убеждали его уволиться и уделить первостепенное внимание здоровью. Но Леонард сожалеет, что у него не хватило сил остаться, что ощущается в его хвалебных речах о Гекторе, и в том, как он оправдывает тираническое поведение последнего:

Я дошел до того, что больше уже не мог, но я очень уважаю его, я не думаю, что в мире есть другой такой талантливый визажист, как он. Честно говоря, он особенный. Просто это… это мучительно… <…> Теперь я работаю на его показах время от времени, но я больше не его личный ассистент, мне не нужно собирать его чемодан, зеленые ватные палочки, он помешался на этих зеленых ватных палочках! Все должно быть в полном порядке, аккуратно разложено на столе, а ватные диски для снятия макияжа должны быть определенной марки, определенного типа; чуть что не так, он их швыряет на пол… Я могу его понять, потому что когда ты профессионал такого уровня, это минимум, необходимый для того, чтобы делать качественную работу, которую он делает… Он не может работать с дрянными ватными палочками, и это совершенно ясно <…> но когда дело касается тебя, все это беспокойство… Через некоторое время я понял, что я не очень хороший персональный помощник.

Речь Леонарда отсылает к концепции неолиберального индивида, то есть индивида, который несет полную ответственность за свои успехи и неудачи, боли и радости, за свое тело, внешность и способность держать