Книга Как стать добрым - Ник Хорнби

Близился очередной день рождения Молли, и она сама настояла на том, чтобы мы не устраивали никакого застолья. Молли выразила желание провести этот день в тесной компании близких родственников и друзей — с братом и своей новой подружкой. К великому стыду, двое из пяти человек в нашем семействе отнюдь не загорелись этой идеей.

— Ее же никто никогда не приглашал в гости, — попыталась объяснить свою позицию Молли.

До чего же они у меня разные: сын и дочь. И логика у них совершенно разная. Том сделал из этого обстоятельства совершенно другие выводы. Тот, кого никуда не приглашают, автоматически должен быть исключен из списка приглашенных.

— Она же воняет, — сказал Том.

— Да, — с вызовом бросила Молли. — Но ничего не может с этим поделать.

— Может.

— Как?

— Она может принять ванну. И пользоваться дезодорантом. И потом, она же может сдерживаться и не пукать с такой частотой?

Молли согласилась с таким предположением, хотя воинственность в ее тоне при этом не исчезла — скорее наоборот.

Любопытная деталь. Наше обязательство любви к ближним, первостепенный наш долг, невзирая на все личные качества, столкнулось с неприступной твердыней. Причем твердыня эта приняла форму детского метеоризма. Смех здесь неуместен. В особенности принимая во внимание предстоящую поездку в парк развлечений — с Хоуп в одном автомобиле.

— Почему бы не устроить общий прием и заодно пригласить Хоуп?

— Это ее право решать, как устраивать свой день рождения, — заявил Дэвид.

— Само собой. Она может делать все что угодно. Вопрос в том, уверена ли Молли, что она хочет именно этого. Я не хочу потом разглядывать фотографии Молли с ее девятого дня рождения и вспоминать, с кем это она его проводила…

— А что тут такого? Мы уже почти никого не узнаём на наших свадебных снимках.

— Само собой. Кстати, обрати внимание, не по моей вине… — Тут я вовремя остановилась. В самом деле, все началось именно оттуда, с наших свадебных фотографий. Сейчас не лучшее время сетовать о катастрофе, в которую превратился наш брак. — Посмотри, что было причиной того, что мы их не помним.

Торопясь закончить предложение поскорее, я заговорила, как восточноевропейская студентка, прибывшая по обмену.

Однако если вы захотите узнать, что было причиной этого, вы получите самое точное представление о том, почему наш брак разошелся по швам: в течение нескольких лет Дэвид буквально затравил всех наших знакомых своим сарказмом. У нас не осталось друзей, коллег, сородичей, которые пожелали бы ходить к нам в гости.

— Это же мой день рождения. Я могу делать в свой день рождения все, что захочу.

— До него еще две недели. Куда ты торопишься? Почему не подождать с решением, пока оно у тебя не созреет? Что, у твоей Хоуп так расписан график посещений, что ее надо предупреждать заранее? Найдется у нее время сходить к тебе в гости.

— Я не хочу ждать.

И Молли пошла к телефону в коварном веселье. Возможно, мне это просто кажется и Молли в самом деле совершала искренний акт добровольного самопожертвования.

Вот так. Такое, стало быть, резюме: я хочу отпущения грехов (среди которых супружеская измена, неуважение к родителям, грубость к больным — из разряда психических — и ложь перед собственными детьми, ведь они понятия не имеют о том, где живет их мать), а сама в то же время не могу простить тех, кто виноват передо мной. Даже если это всего лишь восьмилетняя девочка, единственное прегрешение которой в несносном запахе. И в том, что вся она какого-то синюшного цвета. И не блещет умом. Ну что тут скажешь? Ладно, дайте подумать, я скоро вернусь.

Я даже не знала, что собиралась сказать, пока слова сами не вырвались у меня, а как только они вырвались, я сразу ощутила, насколько мне стало легче и спокойнее. Вполне вероятно, это была слабость, все произошло в воскресное утро, натощак, хотя я уже пару часов как оставила постель. Наверное, успей я позавтракать, ничего подобного бы не произошло — я бы на это никогда не решилась. Вообще бы ничего не сказала.

— Я в церковь. Кто со мной? Кто-нибудь хочет пойти со мной?

Дэвид и дети посмотрели на меня с некоторым интересом, как будто я сказала нечто из ряда вон выходящее. Такого же эффекта я могла бы достичь, устроив стриптиз или гоняясь за ними с кухонным ножом. Слава богу, в мои обязанности не входит убеждать людей, что поход в церковь — самый лучший и самый здоровый воскресный отдых.

— Я же тебе говорил, — заметил Том.

— Что ты мне говорил. Когда?

— Да еще тогда. Давным-давно. Когда папа стал раздавать наши вещи. Я еще тогда сказал, что все кончится церковью.

Я совершенно про это забыла. Получалось, что Том оказался прав — он предсказал, что в будущем у меня появится подобное желание.

— Ты сказал, что мы будем ходить в церковь, — попыталась выкрутиться я. — А что-то никто из вас не проявил желания присоединиться.

— Почему? Я пойду, — сказала Молли. — Только в какую?

Хороший вопрос. Я об этом как-то не подумала.

— Тут рядом должна быть церковь.

Здесь же непременно должна быть церковь по соседству. Они же на каждом углу. Просто их никогда не замечаешь, пока не приспичит.

— Мы можем пойти в церковь Паулины, — предложила Молли.

Паулиной звали ее школьную подружку афрокараибского происхождения. Господи, только не это.

— Нет, Молли, туда мы, наверное, не пойдем. Это немножко другая церковь.

— Паулина говорит, там весело.

— Мы идем в церковь вовсе не для того, чтобы развлекаться.

— А для чего вы туда идете? — поинтересовался Дэвид, наслаждаясь моим смятением.

— Ну… Просто посидеть в сторонке, в задних рядах, послушать. Посмотреть, что там происходит. Паулина ведь, наверное, не просто так ходит в церковь, она… как бы это сказать… принимает участие в происходящем?

— А зачем идти, не собираясь принимать участия в происходящем? Какой смысл?

— Да просто послушать.

— Ну, в церкви Паулины ты наверняка тоже можешь послушать.

Все дело в том, что я хотела спокойствия и только спокойствия. Я не хотела, чтобы меня кто-нибудь убеждал. Я мысленно рисовала перед собой уступчивого пастора, свободомыслящего, либерально настроенного к прихожанам. Еще лучше, если это будет женщина, и достаточно молодая. Она выступит с проповедью, расскажет о беженцах, экономических мигрантах, национальной лотерее[49]и алчности человеческой, а затем приведет все это к разговору о Божественном. И пока она будет говорить, я забуду о собственном несовершенстве, стану снисходительней относиться к собственным недостаткам, перестану раскаиваться в несимпатии к существам вроде Хоуп или Безумного Брайена. Чего-то в этом роде я и ожидала от церкви. Кто знает, может, в церкви Паулины именно так все и происходит? Может быть, именно этим и занимаются в церкви у Паулины? Откуда мне знать? Однако я больше склонялась к тому, что занимаются там не этим. Мне почему-то казалось, что в церкви у Паулины дело обстоит иначе. Что я окажусь там совершенно лишней. Да, мое присутствие там было совершенно необязательно. Конечно, все это можно принять за расовые предрассудки, но мне легче было укрыться за ними, чем заглянуть правде в лицо. Ничего не поделаешь. Таковы мы. Утром встаем с обещанием жить правильно, с решимостью совершать поступки, хотя бы примерно относящиеся к понятию «правильно», а спустя пару часов уже оказывается, что во всем напортачили.