Книга Мышонок-путешественник - Уве Тимм

— Обалдеть! — сказал кондуктор, и его красное лицо исчезло из поля зрения. — Там действительно сидят две мыши.

— Поймать! — приказал начальник.

— Поймать, — повторил кондуктор, — есть поймать. — И красное лицо снова появилось перед нами.

Огромная ладонь потянулась ко мне. Я лишь слегка отодвинулся в сторону, и рука промахнулась. Каким же неуклюжим оказался этот человек. Он снова попробовал схватить меня, и снова мимо.

— Скотина! — выругался кондуктор. — Маленькая чёртова скотина!

Он лёг на пол, чтобы было сподручнее нас ловить.

Я прошептал на ухо Вильгельму:

— Смотри, когда он попробует схватить тебя, прыгай влево, а я брошусь прямо ему в лицо. Нападение — лучшая оборона.

Кондуктор лежал на полу. Его окружало множество ног. Он набрал воздуху, сосредоточился и резко вытянул руку к Вильгельму. Но тот был быстрее, отпрыгнул в сторону, а я бросился прямо на красное, потное лицо. Он в ужасе отпрянул, громко ударился головой о край сиденья, заорал: «О-о-й!» — и вскочил на ноги.

— Эта мышь хотела меня укусить! — кричал он. — Она бешеная. Это заразно!

Все люди выбежали из купе и заперли дверь снаружи.

Мы с Вильгельмом вышли из-под сидений. За дверью с прозрачным окошком толпились люди, одни мужчины, и глазели на нас.

— И что таперича делать-то? — спросил Вильгельм.

— Да пускай пялятся, — ответил я. — Может, они мышей никогда не видели. А мы пока приляжем под сиденьями и немножко поспим.

Мы опять забрались в угол и растянулись на мягком ковре. Вильгельм беспокойно ворочался с боку на бок. Я быстро уснул.

11

Нас разбудил голос из динамика: «Attention, ici Paris, Gare de VEst» [1].

— Ужо! — крикнул Вильгельм. — Идут!

И правда — в купе вошли два живодёра мрачного вида. Они вынули газовые баллончики и начали опрыскивать наше купе. Вот это и была пресловутая химическая дубина.

— Быстрей! — крикнул я Вильгельму. — За мной! Я знаю, куда бежать.

Я забрался в вентиляционную трубу. Обернувшись напоследок, я видел, как живодёры захлопнули дверь снаружи, а по купе расплывались голубоватые облака отравы.

Мы поспешно выбрались из вагона и сначала спрятались под перроном.

Когда стемнело, мы покинули вокзал.

Перед нами раскинулась широкая, ярко освещённая улица, французы называют такие улицы бульварами.

Так вот какой он, Париж — город, о котором так много рассказывал Изегрим.

— Во где рай-то мышиный, — восторженно произнёс Вильгельм.

Мы тихонько побежали вдоль стен домов. На широком тротуаре стояли столики и стулья летних кафе и ресторанов. Люди сидели на тёплом ветерке, ели и пили.

В первый же вечер мы заметили одну привычку французов, которая нас просто восхитила. Французы имеют обыкновение в любое время суток есть длиннющие булки, называемые багетами. Причём они непременно отламывают кусочки от этих багетов, а не режут ножом. Так вот эти багеты и привычка ломать хлеб созданы будто специально для мышей — ведь при такой манере, естественно, сыплется множество крошек.

— Ежели покумекать, — сказал Вильгельм, — то хлеборезки по умыслу так сделаны, чтоб нам мышам вредить.

И тут я с ним полностью согласен.

У французов есть и ещё один удивительный обычай: на десерт у них всегда сыр — самых разных сортов, вытянутый, круглый, овальный, сыр с плесенью и без, сыр с перцем, с лаврушкой, с тмином.

Названия всех этих сортов сыра мы узнали от Пьера, который подразделял их на категории: qava (сойдёт), bon (хороший), tresbon (очень хороший) и merveilleioc(превосходный).

Пьер был коренной парижской мышью. Мы познакомились с ним возле ресторана «Lestroismousquetaires» («Три мушкетёра»). Пьер передвигался по бульвару с величайшей самоуверенностью. Он часто повторял: «Не бежать, а шагать. Люди замечают то, что быстро движется. Но если идти спокойно, они не обратят на тебя внимания».

Так что Пьер неторопливо прогуливался среди людей от ресторана к ресторану, постоянно выискивая деликатесы — ведь крошки багетов, что сыпались на каждом углу, он считал лишь гарниром. Любимыми блюдами Пьера были паштет из гусиной печёнки с трюфелями, сыр камамбер из департамента Кот-д’Ор и оливки в красном вине. Кстати, множество таких оливок валялось на земле, так как американские туристы обычно выбрасывали их под столик, полагая, что они испорчены.

— LesAmericainsoutипе culturedeketchup, — говорил Пьер и принимался за оливку. Это означало: «У американцев кетчупная культура».

Во всём, что касалось вкуса, Пьер был очень строг.

— Хорошему вкусу можно научиться, — частенько говаривал он. — Иначе мы бы до сих пор были простыми полёвками. — Потом он обычно добавлял: — А опасность нужно любить.

[1] Внимание, мы в Париже, Восточный вокзал. (фр.)

12

Париж изобиловал не только лакомствами, но, к сожалению, и опасностями. Никогда в жизни я не видывал столько кошек, сколько их было в Париже, к тому же это были самые крупные, самые быстрые и самые неистовые особи, каких вообще можно себе представить. Только в Париже я по-настоящему понял смысл мышиной пословицы: «Кошка в доме — ужас и горе».

Здесь в каждом доме живут сразу по нескольку кошек, потому что французы их очень любят. Но кормят их не очень-то сытно, так что эти бестии только и думают, как бы поймать мышь.

Уже на второй неделе нашего пребывания в Париже со мной приключился просто ужас. Я сидел на тротуаре под столиком уличного кафе и наслаждался кусочком сыра бри, упавшим у кого-то во время еды. Вдруг я почувствовал резкое движение воздуха и, подняв голову, увидел краем глаза, что на меня несётся огромная чёрная кошка.

Я помчался со всех ног.

Уже чувствуя горячее дыхание на затылке, я увидел у стены несколько мусорных баков. В последнее мгновенье мне удалось проскользнуть в узенькую щель между двумя баками. Выбившись из сил, я упал. Чёрная бестия попыталась вытащить меня лапой. Я забился подальше. Какие же огромные у неё были когти! Невольно вспомнился старый добрый кот Карло. Но почему всё так трясётся? Мусорные баки дрожали. Эта коварная тварь прыгала на них и пыталась опрокинуть! К счастью, баки были доверху набиты мусором. Кошка вела себя, как бешеная. Теперь я думаю, что ею владела ненависть всех хищников к миролюбивым грызунам. Потом она, к моему удивлению, вдруг успокоилась и уселась перед баком.