Книга Королевы Привоза - Ирина Лобусова

Полиция сбилась с ног, выискивая свидетелей, допрашивая всех обитателей дома и прислугу, среди которой было много приходящей, нанятой поденно. Вышибала Семен для допросов был так же бесполезен, как и банкир. Его обязанностью было впускать в дом всех, не особенно вглядываясь в лица (ну какому солидному женатому клиенту публичного дома понравится, если на него будут пялиться в упор!). Клиенты, нанятая прислуга, модистка, поправлявшая туалеты девицам, привезли даже срочный заказ от шляпницы… Еще был помощник аптекаря, который поставлял девицам кокаин. Одним словом, с девяти вечера до половины шестого утра дом посетило бесчисленное количество людей, и многие из них были с мешками, чемоданами, большими сумками, коробками. Убийцей мог быть кто угодно!

Сведений о мертвом ребенке полиции обнаружить не удалось. В городе было такое количество пропавших и мертвых младенцев, что отследить их было невозможно физически. Его могли выбросить на улице, могли выкрасть у подпольной акушерки, стащить труп из какого-то приюта или больницы… Вариантов была тьма! Тем более, что в полицию по поводу такой пропажи никто не обращался. Заявлений не было. И разобраться в этом было все равно, что найти иголку в стогу сена. Особенно учитывая высокую детскую смертность среди детей босяков, бродяг (которых никто никуда не записывал) и бездомных уличных детей.

Следователь, правда, обнаружил кое-что странное, но к чему приписать эту непонятную находку, совершенно не знал. На третьем этаже возле первой двери в апартаменты Розы на полу были обнаружены осколки раскрашенного фарфора, словно от какой-то разбитой статуэтки или вазы. Но так как их было слишком мало, и все осколки были мелкие, определить, что именно разбилось и как этот предмет выглядел раньше, было нельзя.

Впрочем, у следователя не было никакой уверенности в том, что осколки фарфора связаны с убийством. Они могли лежать там и несколько дней, по недосмотру горничной – разбила, к примеру, чашку и плохо подмела.

Убийство Розы Шип раскрыто не было, оставшись одной из страшных тайн южного города. Убийцу так и не нашли.

Глава 3

Митинг в цирке. Гранаты медвежатника Новицкого. Конец начальника тюрьмы. Тюремная камера «палача младенцев»

ОДЕССА, 1 декабря 1918 года

Старое деревянное здание цирка содрогалось от порывов шквального ветра, бушующего над Одессой. Зима была суровой. Снегопады, сопровождаемые этим штормовым ветром, причиняли немало бед жителям города, и без того страдавшим от болезней, голода и разрухи. Но внутри помещения цирка на Коблевской никто не обращал никакого внимания на бурю – там стоял настоящий жар. И жаркие страсти собравшихся кипели в воздухе громом бурных, спорящих голосов, сотрясающих деревянные стены цирка не хуже, чем свирепствующая снаружи буря.

Цирк был полон под завязку. Люди толпились на арене. Они размахивали руками и кричали. Эта густая пелена крика производила довольно неприятное впечатление, и в этом шуме нельзя было разобрать слов. Многие курили, и густой сизый дым стлался под потолком рваными хлопьями, обволакивая лица присутствующих сизой, расплывчатой дымкой.

Несколько человек в директорской ложе наверху внимательно наблюдали за сборищем, которое давным-давно вышло из-под контроля организаторов, то есть мирное собрание плавно перетекло в шумный митинг. Страсти разгорелись нешуточные, и достаточно было нескольких слов, чтобы разошедшаяся толпа вырвалась в город что-либо громить.

Несколько человек в директорской ложе внимательно наблюдали за происходящим.

– Видишь, Японец, – лысый гигант в кожанке, облокотившись о перила ложи, внимательно посмотрел на молодого человека, сидевшего рядом с ним. Его элегантный собеседник расположился в кресле вальяжно – нога на ногу и раскачивал носком элегантного лакированного ботинка. Костюм его был так же щегольски элегантен. На колене лежал котелок, за локтем стояла изящная трость, а в петлице пиджака вызывающе краснела гвоздика. Он являл собой разительный контраст с суровыми, плохо одетыми – неряшливо, в кожанки, в рваную военную форму – людьми, находящимися рядом в ложе.

– Видишь, – несмотря на то что лысый гигант вроде как уважительно и даже доверительно обращался к своему соседу, в голосе его звучала все-таки некоторая насмешка, – толпа кипит. Достаточно пары слов – и всё. Да шо там тюрьму, город возьмем! А ты говорил, шухера не будет.

– Так уж и за город возьмем, – усмехнулся Японец, – шо ж ты, Котовский, жмешься здеся, как барышня на сносях, а не берешь за свою тюрьму? Охолонут твои хлопцы, вот-вот часики протикают – и точка. И никто ни за что не возьмет.

– Может, и так, – лысый бросил на него тяжелый взгляд, – за того и позвали тебя сюда. Подсобишь?

– Ты, Григорий Иванович, ушами-то не финти! – хмыкнул Японец, любуясь носком собственного ботинка. – Давно тебе тюрьма покоя не дает. Вроде как вторая попытка. А может, и тюрьму сами сдадут, как в первый раз было? Может, малость погодём?

– Тюрьму надо брать, – мрачно сказал Котовский, – без тюрьмы французы лишатся важного форпоста в городе и скорее всего город сдадут.

– Красным, – хмыкнул Японец.

– Пускай красным, – Котовский кивнул, – сила за красными, и ты, Японец, это знаешь. Недаром вызвался нам помогать.

– Я еще ничего не решил, – ухмыльнулся Мишка, – передергиваешь, как коню поводья. Ну, допустим, подсоблю я тюрьму. Шо я с этого буду иметь? За какой интерес мои люди под пули пойдут, моих ведь там самая малость?

– Ты знаешь! Было же все оговорено! – заметно занервничал Котовский. – Мы же обсудили с тобой, в кабаке твоем, по полкам разложили. Или хочешь, как собачонка, цыпкаться с этим шаркуном Гришиным-Алмазовым, пока кто другой возьмет город? Ты учти, возьмут без тебя, без нас. Давно пора решить, с кем ты, Японец. Отсидеться, как крыса в норе, уже не получится. Так шо вот тебе проверка на прочность. Именно здесь и сейчас.

– Ладно, угомонись. Рот не рви, бо гланды простудишь, – Японец махнул рукой. – Ну шо, гулять так гулять. Но за пару слов ты сказал.

– За пару слов, – подтвердил Котовский.

Японец обернулся к одному из своих людей, почтительно стоявших за креслом:

– Слышь, Новицкого позови.

1 декабря 1918 года в городском цирке проходил массовый митинг, организованный социалистическими партиями. На нем присутствовало огромное количество одесских воров, членов уличных банд – во главе с Мишкой Япончиком и другими главарями, которые все активней и активней поддерживали красных.

Коренные представители пролетариата, выходцы из самых глубин Молдаванки и других одесских трущоб, люди, ставшие налетчиками, ворами и бандитами по воле жизненных обстоятельств, знавшие жизнь с самых низов, впитывали политические лозунги красных как губка, тем более, что красные обещали им новую жизнь, полное прощение всего того, что они успели нагулять и накуролесить в своей бурной жизни. Мало разбираясь в политических играх и тем более в политической пропаганде, они были той самой благодатной массой, которая, увеличиваясь в размерах, плавно, но уверенно перетекала в ряды большевиков.