Книга Простодурсен Лето и кое-что еще - Руне Белсвик

Простодурсен сунул бульки в карман.

В башмаках у Сдобсена хлюпает вода, им не светит высохнуть никогда…

Пока Простодурсен трудился в поте лица, Октава возилась со старой одеждой. Она стояла посреди комнаты, а перед ней громоздилась куча платьиц, кофточек, шляпок, брючек, носочков и туфелек. Октава вспоминала, когда последний раз надевала юбку или жакетик и что тогда случилось, а потом швыряла их в кучу и доставала другие.

В дверь постучали.

«Небось это Сдобсен пришёл жаловаться на погоду», – подумала Октава. И не ошиблась.

– Для сушки белья не погода, а катастрофа, – сказал Сдобсен с порога. С подбородка и носа у него капало. Старые башмаки чавкали и хлюпали. Вид у Сдобсена был не очень счастливый.

– Можно зайти обсушиться? – спросил он.

Октава распахнула дверь во всю ширь, и Сдобсен вошёл. При каждом шаге что-то чмокало, чвакало и чавкало, словно в дом вползло целое болото.

– За границей… – бормотал Сдобсен. – За границей сейчас солнце, лето и мороженое.

– Это мы слышали, – кивнула Октава. – Мамаша-утка отправилась туда сегодня.

– Хорошо им, птицам: взмахнул крылом – и привет. Не то что нам, у кого ботинки не просыхают.

– Но сейчас мы хотя бы сердцем согреемся, – подбодрила его Октава. – Мы сделаем театр!

Сдобсен внимательно оглядел Октаву. Потом заметил кучу одежды на полу.

– Театр? – Сдобсен разинул рот. – Театров в загранице уйма. Они очень популярны. Но как ты собираешься залучить их сюда?

– Театр – это будешь ты, – объяснила Октава, – и Ковригсен, и Простодурсен…

– Я?!

– Да, – сказала Октава. – Приречная страна приуныла. Все кряхтят, ноют, куксятся и мечтают о жарких странах. Нам не хватает душевного тепла. И мы его добудем. Нарядимся и забудем всё грустное. Вот ты, к примеру, будешь настоящей принцессой.

Сдобсен снял башмаки и открыл дверь, чтобы вылить из них воду. Он был голодный и очень рассчитывал, что Октава угостит его пирогом с горячим кофе или какао.

– Фу, гадость, – сказал он и захлопнул дверь. – Не погода, а наказание.

– Да, – кивнула Октава. – Погода ужасная, слов нет. Но больше я об этом слышать не желаю.

– Пойду-ка я к Ковригсену, – ответил Сдобсен. – Я умираю от голода. Ты ведь не говорила, что я буду какой-то принцессой?

– Говорила, конечно. И это очень удачно, что ты собрался к Ковригсену: поможешь мне дотащить костюмы.

Когда на сердце холод и тоска, Утёнок мёрзнет весь – от клюва до мыска

Ввалившись в дом с первой охапкой дров, Простодурсен обнаружил, что Утёнок стоит на подоконнике и дрожит.

– Ты спать не лёг? – спросил Простодурсен.

– У меня мёрзнет душа и сердце стынет.

– Сердце и душа? – удивился Простодурсен. – Ты уверен? Скорее, у тебя лапки мёрзнут или хвост.

– И они тоже. Я весь замёрз – от клюва до мыска. Я совсем один на белом свете, холодный и теперь голодный. Ты должен сидеть со мной дома и ухаживать за мной, Простодурсен.

– Вот я пришёл. Теперь ты не один.

– Пудинга всё равно не осталось.

– Да, мы его доели.

Простодурсен положил поленья в печку – и восхитился этой картиной. Гора прекрасных полешек в печке. Ах, как красиво они станут гореть и как чудесно греть дом, пока ночь будет смерзаться за стенами!

– Спой мне песенку, – попросил Утёнок. – Тёплую песенку, где много пудинга и вообще.

– Но, милый мой, я не знаю таких песен. Ты что, скучаешь по маме-утке, да?

– Мне кажется, нет. Мне кажется, я скучаю по театру.

Простодурсена так и подмывало сразу же затопить печку. Дрова промокли, с них текло, и Простодурсена разбирал азарт: сумеет ли он их разжечь? Но он обещал Октаве прийти в пекарню. К тому же он и сам проголодался. Пара коврижек и стакан горячего сока кудыки пришлись бы как раз впору. А протопить он успеет, когда они вернутся.

– Пойдём, – позвал он Утёнка. – Булькнем пару бульков, а потом наедимся досыта у Ковригсена.

– Гип-гип-ура! – радостно закричал Утёнок. – Смотри на меня – сердце уже оттаивает!

Они спустились к речке. Дождь лупил нещадно и громко барабанил по воде, а для настоящего красивого булька нужна благоговейная тишина. Но Простодурсен с Утёнком решили не обращать на дождь внимания. Они долго мёрзли и промёрзли почти насквозь. Давно проголодались. Зато теперь их ждёт тёплая сытная пекарня с кондитерской. Самое время булькнуть несколько камешков.

– Смотри, – сказал Простодурсен.

– Смотрю, – откликнулся Утёнок.

Простодурсен кинул первый камешек-бульк.

«Бульк», – сказала речка.

– У, здорово! – восхитился Утёнок. – Прямо о-о-чень здорово!

– Теперь вот этот, – сказал Простодурсен.

– Ага, – радостно кивнул Утёнок.

«Бульк», – сказала речка.

Тут они увидели другую парочку, тоже спешившую к Ковригсену. Октава и Сдобсен, с трудом сохраняя равновесие, тащили вдвоём огромную синюю сумку.

– Чудовищная погода для сушки белья! – закричал ещё издали Сдобсен.

– Ура! – ответил Утёнок. – Мы тоже идём с вами!

В театре каждый играет роль: кто-то – ведьма, а кто-то – король…

Они пошли прямо по траве. Утёнок сидел у Простодурсена в кармане и дрожал.

– Кля… Почему так холодно?

– Это пройдёт, – ответил Простодурсен. – Всё проходит.

Он заметил, что луна исподтишка подбеливает контуры облаков. Но немедленно набегали новые тёмные тучи и коварно затягивали всё чернотой.

Зато в пекарне дождь не шёл. Погода здесь стояла сухая и ясная. Пахло – лучше не придумаешь, и было тепло. Простодурсен словно перенёсся в Рождество. Нос распирал дурманящий запах горячего хлеба, пряностей и занимательных книжек.

– Привет! – завопил Утёнок. – Мы пришли, мы самые голодные в мире!

Но куда все подевались? Никто не сидел за столом, никто не стоял за прилавком. Только запах водил их за нос и дразнился.

– Повторяю: привет! – снова крикнул Утёнок.

И тут наконец, вздымая облака муки, появился Ковригсен. «Счастливчик этот Ковригсен, – подумал промокший Простодурсен. – Ходит тут сухой, распаренный, разрумяненный».

– Вы чего-то хотели? – спросил Ковригсен.

– Да! – встрепенулся Утёнок. – Давай всё, что есть, только засыпь три раза сахаром!

– Для начала пять коврижек, два горячих сока и чуточку понарошки, – уточнил Простодурсен.