Книга И снова Пачкуля! Большая книга приключений Непутевого леса - Кай Умански

Гм! Чипсы, чипсы, чипсы.

Я обожаю чипсы!

Мне не нужны помадки,

Хотя они и сладки.

Я не хочу конфеток,

Таблеток и пипеток.

Люблю я только чипсы,

Особенно с утра,

И провожу я с ними

Все дни и вечера!

Наступило молчание.

— Обычно ты лучше пишешь, — вымолвила, наконец, Чесотка. — Просто набор рифм.

— Ага. Сегодня чего-то вдохновение подкачало, — ответила Грымза. — Нужно находиться в особом состоянии духа, чтобы писать хорошие стихи. Мозг отказывался работать, потому что я плохо спала ночью.

— А все потому, что хрустела в постели шоколадными чипсами, — съязвила Чесотка.

— Ты права, — призналась Грымза. — Так и есть. Они же чудесные. Кстати, я забыла сделать бутерброды, но принесла целый пакет тянучек-пьянучек. Кто желает?

Разумеется, все протянули руки.

А в это время Шельма галопом неслась по залитой луной дорожке в направлении банкетного зала. Она опаздывала, потому что долго пыталась замаскировать ужасную аллергическую сыпь, которая появилась на ее лице из-за сладкого. Шельма перепробовала практически всю имеющуюся косметику, но тщетно. В итоге она решила надеть черную вуаль и солнцезащитные очки. Выглядело это довольно странно, особенно в сочетании с высоким колпаком. Длинный острый нос выпирал настолько, что натягивал вуаль и в ней вот-вот должна была прорваться дырка.

Одноглазый Дадли, ее кот-помощник, бежал рядом вприпрыжку, готовый охранять хозяйку. Огромный и потрепанный, с повязкой на глазу и постоянной ухмылкой на морде, он выглядел как заправский пират.

— Ну же, Дадлик, — умоляла Шельма. — Поторопись. Ты ведь знаешь, мы сильно опаздываем.

Завернув за поворот, они наткнулись на Хьюго, который сидел на пеньке и обреченно покачивал лапками.

— Ой, — воскликнула Шельма. — Это ты. А где же Пачкуля?

Хьюго указал на ближайший куст. Оттуда доносился шорох и негромкое рычание.

— Она превратилась в куст? — изумилась Шельма.

Вопрос отнюдь не был странным. Ведьмы часто во что-нибудь обращаются, просто для тренировки. Например, в банку маринованных огурцов, старый диван, огородное пугало или вязаную шапочку.

— Нетт, — ответил Хьюго. — Она са кустом. Ей плохо.

Хомяк заметил за спиной у Шельмы Дадлика и разом ощетинился.

— Задушу, — прорычал Дадли. — Зуб даю. Украду вместе с поводком. Останутся от тебя рожки да ножки.

Ничего не попишешь, Хьюго с Дадли не ладили.

— Цыц, Дадли, не время, — оборвала кота Шельма. — Пачкуля? Ты там жива?

Никто не отозвался, однако куст снова зашелестел, и из-за него выползла Пачкуля, бледная, как поганка.

— Вот это да, — опешила Шельма. — Вид у тебя и правда скверный.

— И чувствую себя так же, — ответила Пачкуля, с трудом поднимаясь на ноги и поглаживая живот. — В жизни не чувствовала себя так отвратительно.

— Съела чего?

— Много чего.

— А феть я гофорил, — сокрушался Хьюго. — Сачем пыло есть фсех болотных попрыгунчиков? Я ше гофорил.

— Помню, Хьюго. Ты был прав. Стоило тебя послушаться.

— Я могла бы рассказать тебе о попрыгунчиках, — сказала Шельма. — Это те, что бурлят и хлюпают в животе? Дурацкие пузырьки. Хлюп, хлюп, бульк, бррр…

— Да, — вздохнула Пачкуля и совсем позеленела. — Еще как. Но давай не будем о них. Что это на тебе?

Она указала на вуаль Шельмы.

— Так, небольшое раздражение, — промямлила Шельма.

Глава пятая

— Я все еще жду, — процедила Чепухинда, барабаня пальцами по столу. — Жду новостей. Но скоро я разозлюсь. Неужели нет новых снадобий? Хоть кому-нибудь удалось заколдовать гоблинов? Или пошпионить за волшебниками?

Тут она была вынуждена оборвать свою речь, так как в залу вбежала запыхавшаяся Шельма с Дадликом на хвосте.

— А вот и Шельма. Шесть отметок о нарушении дисцаплины за опоздания.

— Нет такого слова «дисцаплина», — вставила Грымза.

— Я сказала, значит, есть, — огрызнулась Чепухинда. — Дисцаплина, дисцыпленок, дисцыпочки, что бы я ни сказала.

— Но я не хотела, — протестовала Шельма. — Я тщательно готовилась.

— Решила надеть костюм стрекозы, Шельмуся? — удивилась Мымра, показывая на солнечные очки и вуаль.

Ведьмы захихикали.

— Да так, небольшая сыпь, — промямлила Шельма.

— Разве это повод так наряжаться? — продолжала допрос Мымра. — У меня, например, колени хрустят и щелкают. А я, между прочим, пришла раньше тебя.

— И я, хотя у меня… ай-ай-ай… зубки болят! — вклинилась Вертихвостка.

— А про мою спину забыли? — заголосила Крысоловка.

— Видимо, никто из вас ни малейшего понятия не имеет о том, сколько времени требует сочинение стихов. Особенно когда вдохновение не приходит…

Все начали безумно галдеть. Все, кроме Туту, которая пыталась надуть пузыри из жвачки, стоя на голове. (Не очень-то удобное положение.)

— А вот и я. Простите за опоздание.

Голос раздался неожиданно. Ведьмы обернулись в направлении двери.

— Гм, — угрюмо бросила Чепухинда. — Это же Пачкуля. Сто отметок о нарушении дисцаплины! Ты явилась последней. Садись! А то никак не перейдем к новостям.

— Я сяду, — отозвалась Пачкуля. — Но прежде хочу сделать важное заявление.

— Это какая-то новость?

— Куда важнее новостей. Посмотрите на меня внимательно, — попросила Пачкуля и стала ровно. — Кого вы видите?

Ведьмы оглядели ее с головы до пят. Некоторые даже надели очки. Повисла тишина.

— Тебя, — в конце концов заключила Вертихвостка.

— Ну, разве что выглядишь хуже обычного, — добавила Шельма. — Одежда с помойки. Что еще сказать? Да и пахнешь ты, как бы поделикатнее выразиться, так, что за версту разит.

Все согласно закивали. В этом их мысли сходились.

— Хо-хо, — хмыкнула Пачкуля. — Но вы видите перед собой старую Пачкулю. Скоро же появится новая Пачкуля. Грядут серьезные перемены.

Ведьмы разочарованно вздохнули.

— Это и есть твое заявление? — скривилась Чепухинда. — Заявление-объявление. Ты хочешь измениться? И что здесь особенного?

Ведьмы могут легко превратиться в кого или во что угодно. Стоит лишь махнуть волшебной палочкой и произнести нужное заклинание. И вот она уже русалочка, кенгуру или щипцы для завивки. Делов-то! Зачем делать важное заявление?

— Все так. Но я не буду пользоваться магией, — объяснила Пачкуля. — Изменяться буду я лично и самостоятельно. Без фокусов. Я долго об этом думала, смотрелась в зеркало, и отражение мне совсем не понравилось. А по дороге сюда мне стало так худо, что и пером не описать. Знают только Хьюго и Шельма.