Книга Хранители живой воды - Сергей Охотников

– Старик еще жив… – задумчиво проговорил Ракшаса. – На этот раз он не сможет помешать нашим планам. В живую воду нельзя войти дважды.

– А если не он, а кто-то другой с его помощью? – спросил Наравапару.

Ракшаса щелкнул пальцами.

– Маловероятно, но возможно. Что ж, придется мне самому заняться Китежем.

4

Курень на дубовых ножках

– Я отправлюсь в Китеж, добуду живую воду и вылечу папу, – после разговора с русалкой Оливия постоянно это повторяла.

Но дочери колдуна было всего тринадцать – слишком много, чтобы просто взять да и уйти в лес, и слишком мало, чтобы самой организовать путешествие через пятьсот верст дикой местности. А взрослые отправляться на поиски легендарного Китежа не спешили. Ермолай Константинович хлопотал над своим заповедником – разговаривал со зверями, лечил деревья, приводил из соседних лесов новые, принялся растить обещанную живую изгородь. Евфросиния Александровна все сетовала на нехватку колдовской силы. Мол, пять лет йоги на жар-птицу потратила, а израсходовала за считаные дни. Дарья Муромская ничего не говорила. Девушка целыми днями упражнялась в метании ножей. Домовые гоняли ее от избушек, чтобы не портила имущество. Ермолай Константинович укоризненно пенял на раны, причиненные ненаглядным деревцам. Дарья стискивала зубы и шла метать нож в другое место, ее питомцы Муся и Стеша неотрывно следовали за хозяйкой.

Но вот когда все собрались за ужином, Николас заявил со всей решительностью:

– Мы должны отправиться на поиски Китежа.

Ермолай Константинович начал бормотать, мол, скоро осень, облепиха поспеет. Ник не намеревался сдаваться.

– Нужно что-то решить, или завтра я сам уйду на поиски, – сказал мальчик.

Тут в разговор вступила Евфросиния Александровна.

– Не глупи, Николай! Ты еще маленький, в незнакомой стране, в диком лесу.

Но Ник все обдумал, и его уже нельзя было сбить такими очевидным доводами:

– Я пройду через Корневище[5]в Нижний Новгород и разузнаю там дорогу. За меня можете не беспокоиться! Когда-то я сбежал из дома и путешествовал в одиночку. А еще на мальчишек никто никогда не обращает внимания, так что одному мне будет даже проще.

– Домовые пропустят тебя через Корневище? – спросила Евфросиния Александровна.

– А как же! Коля наш друг! – отвечал Тимофей Спиридонович.

Домовой пытался говорить с серьезным видом, но это было не так-то легко сделать с лицом, перепачканным медом и сметаной.

Евфросиния Александровна неодобрительно покачала головой.

– И все равно мальчик не должен отправляться один!

– А больше мы никого к себе в тайное подземье не пустим! – заорали домовые. – Тем более девчонок!

– Девчонок никак нельзя, – авторитетно заявил Тимофей Спиридонович. – Их камнешкур если почует, то сразу съест!

Кто такой камнешкур, домовые объяснять отказались. Может, даже выдумали этого опасного монстра, чтобы никого к себе не пускать.

– Я все равно пойду искать Китеж, – сказал Николас. – Нельзя так просто сидеть и ждать!

– Кажется, его не отговорить, – тяжело вздохнул Ермолай Константинович. – Надо придумать что-нибудь, Евфросиньюшка.

– Ладно, – сдалась колдунья жар-птица. – Есть у меня в древней ведической[6]книге один рисунок…

Евфросиния Александровна поднялась из-за стола и пошла в обход озера туда, где был оборудован помост для йогических тренировок. Вскоре она вернулась с книжкой в деревянном переплете. Обложку украшали резные руны. Евфросиния Александровна положила древний фолиант на стол, шепнула заклинание. Книга открылась сразу же на нужном месте. Всю левую страницу занимала картинка – аккуратненькая избушка на длинных когтистых лапах, на правой размещались чертежи небольших частей странного домика и рунические подписи.

– Да это же избушка на курьих ножках! Мне про нее бабушка сказки рассказывала! – воскликнула Дарья Муромская.

– Не такие уж они и курьи… – обиженно отвечала Евфросиния Александровна. – Не бывает таких больших куриц.

– В сказках бывают, – рассмеялась Дарья.

Неожиданно в спор вмешался Тимофей Спиридонович.

– Ножки курьи в том смысле, что это ножки куреня[7]! Раньше домовые в таких ходячих избах жили, да по миру расхаживали.

– Вот это да! – воскликнул Николас. – А мы можем себе такую же построить?

– Это надо чертежи смотреть, расчеты проверять… – отвечал Тимофей Спиридонович.

Домовые тут же оттеснили всех от древней книги. Мохнатые малыши залезли на стол и обступили диковину. Один сел в тарелку с блинчиками, другой влез рукой в плошку с медом – слишком уж вдохновил домовят старинный чертеж. Они тут же начали совещаться о постройке.

– Сруб вроде обычный, как в избе-пятистенке… Кровля двускатная… Нагрузка распределяется равномерно…

Евфросиния Александровна кашлянула, но на нее никто не обратил внимания, тогда она сказала напрямую:

– Вы бы хоть прочитали, что тут написано.

– Зачем читать, если картинки есть? – удивился Тимофей Спиридонович.

– А затем, что там написано: сперва возничий пусть дуб ходовой приручит высотой в три сажени, да обхватом в аршин, а уж на нем курень строить можно.

– Я не возничий, я домовой! – отмахнулся Тимофей Спиридонович: – Уйди, женщина, не мешай расчеты производить!

Николас окинул взглядом собравшихся и пришел к выводу, что возничим может стать только он сам, больше никто шаманством не владел. Если, конечно, не считать Ермолая Константиновича, а он, понятное дело, не захочет оставлять свой заповедник ради сомнительной судьбы возничего. Поэтому Ник обошел стол с домовыми и спросил у Евфросинии Александровны:

– Какой дуб нужен?

– Как на картинке. Крепкий, прямой и чтобы ветки повыше начинались.

– Понятно. Спасибо вам, – ответил Николас и пошел в лес.

Нужно было уйти за озеро, на другую сторону оврага – ближе все дубы наверняка уже были приручены Ермолаем Константиновичем. На пути пришлось преодолевать лабиринт живой изгороди. Так что из заповедника Ник выбрался почти через полчаса. Еще столько же ушло на поиски подходящего дерева. Сначала дубов вообще не было, потом начали попадаться, но слишком уж могучие. И вот наконец-то Ник увидел стройный крепкий ствол правильных размеров. Теперь нужно было освежить в памяти уроки русского шаманства и приручить дерево. Николас вспомнил, как все происходило с предыдущими его питомцами – топором и черпаком.