Книга Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы. - Александр Владимирович Пыжиков

деятелем? На наш взгляд, для него вариант с Витте во многом воспроизводил ситуацию конца 1870-х — начала 1880-х годов, когда ударной реформаторской силой для просвещённой бюрократии стал фаворит Александра II М.Т. Лорис-Меликов. Судя по свидетельствам, которыми мы располагаем сегодня, у двух этих деятелей было немало общего: отсутствие каких-либо государственных навыков, огромная энергия и доверие императора. В подкрепление этой версии скажем несколько слов о Лорисе. Как вспоминали близко наблюдавшие его люди, этот выпускник Николаевского кавалерийского училища, чей отец не знал русского и едва подписывался по-армянски, не располагал необходимыми для большой карьеры образованием и эрудицией, но необыкновенно быстро впитывал всё новое[85]. Кроме того, он прекрасно умел скрывать интеллектуальные изъяны: в ходе бесед больше молчал, «предоставляя говорить другим, а сам лишь зло усмехался, чтобы казалось, что в нём заключён целый мир познаний»[86].

Устойчивых политических убеждений у него просто не было: в зависимости от ситуации он мог быть и либералом, и славянофилом, и консерватором, и т. д.[87] Но судьбе было угодно, чтобы два сильных человека — А.А. Абаза и Д.А. Милютин, — прошедших большой аппаратный путь и связанных родственными узами (Абаза был женат на сестре Милютина[88]), взяли его в свои руки, и Лорис-Меликов оказался лидером либеральной группировки в верхах[89]. Что касается самого Лориса-Меликова, то он всегда сознавал своё недостаточное знакомство с государственным управлением и, по сути, начал учиться, уже сойдя с правительственной арены. Путаясь порой в понятиях и исторических событиях, он тем не менее мог с двух-трёх слов схватывать существо вопроса[90]. Схожесть с Витте бросается в глаза, однако надо отдать должное Лорису: он не пытался изображать из себя стратега, неизменно «считая себя умнее всех»[91]. Были и другие различия, и тоже не в пользу Витте. Сильная сторона Лориса — врождённая дипломатичность. Военный министр Д.А. Милютин считал его гибким человеком, знающим, в каком смысле с кем говорить, умеющим находить соответствующие слова и выражения[92]. Его называли «большим дипломатом», который легко налаживает отношения с разными людьми[93]. К тому же Лорис-Меликову было присуще личное бескорыстие: близко наблюдавшие его придворные с удовлетворением отмечали, «что Лорис абсолютно честен и бескорыстен в денежном вопросе», и на сей счёт «даже злейшие враги не позволяли себе никаких выпадов»[94].

Ничем подобным Витте похвастать не мог. Кстати, по убеждению В.Н. Коковцова, как раз отсутствие дипломатичности в конечном итоге и стало для него роковым. Грубая назидательность вперемежку с весьма вольными жестами производили на Николая II отталкивающее впечатление[95]. При этом изъяснялся Витте «оловянным» языком: он был напрочь лишён дара художественных характеристик, и это не могло не вызывать у государя отторжения, постепенно переросшего в антипатию[96]. Тем не менее в 1890-х годах (а тем более при Александре III) Витте представлялся вполне подходящим деятелем для продвижения реформаторского курса и нисколько не уступавшим Лорис-Меликову в напористости. Этим, по нашему мнению, и объясняется решение Сольского сотрудничать с Витте, обеспечивая тому необходимую аппаратную устойчивость.

Их сотрудничество тут же начало приносить плоды. В первую очередь, это сказалось на судьбе пакета налоговых законопроектов, внесённых в Государственный совет. Как уже говорилось, минфиновскую инициативу разнесли в пух и прах, уведомив, что она нуждается в коренной доработке[97]. Витте поддержали только глава МВД И.Н. Дурново (с оговорками по поводу квартирного налога) и министр путей сообщения А.К. Кривошеин[98]. Однако после того, как департамент экономии Госсовета возглавил Сольский, отношение к законопроектам кардинально изменилось. Его опытная рука откорректировала все спорные моменты, сняв раздражение вокруг этого вопроса: в результате общее собрание твёрдым большинством (21 — за, 10 — против) приняла по ним положительное решение[99]. Сотрудничество с Сольским сыграло для Витте важную роль при заключении российско-германского торгового договора 1894 года (ещё при жизни Александра III). Для министра финансов дело осложнялось московским купечеством, выступавшим резко против конвенции с немцами. К ним присоединились и влиятельные петербуржцы, жаждавшие насолить «выскочке». Чтобы избежать прямого удара, Витте уговорил императора провести обсуждение договора в Госсовете. Как вспоминали очевидцы, накануне заседания ряд ключевых членов Госсовета собрались дома у Сольского, где и договорились о благоприятном характере предстоящих дебатов; в результате само заседание прошло спокойно[100]. Авторитетный в чиновничьих кругах руководитель департамента экономии оказал министру явную поддержку. И это несмотря на то, что для Сольского эта «дружба» была чревата определёнными минусами. К примеру, видный представитель элиты А.А. Половцев, отдавая дань Сольскому, называл его «опасным и презренным покровителем всякой мерзости и пошлости»[101].

Особенно ценной для Витте была поддержка Сольского, когда дело касалось великих князей, которые на правах царских родственников постоянно выступали с громкими проектами. Разумеется, к инициативам, исходящим из этого круга, приходилось относиться особенно внимательно. Вспомним эпопею с Главным управлением торгового мореплавания и портов, учреждённым стараниями вел. кн. Александра Михайловича. Этот «великокняжеский ублюдок»[102], как именовал его Витте, минуя правительство, сумел создать и возглавить структуру на правах министерства, что означало серьёзное ущемление Минфина. Сольский фактически выступил посредником между ними в решении текущих дел и отрядил своего воспитанника С.В. Рухлова (впоследствии министра путей сообщения) в ближайшие сотрудники великого князя. По свидетельствам очевидцев, именно Рухлов заметно сглаживал авантюризм великокняжеского управления[103]. Ещё один пример: проект дорогостоящей железной дороги вокруг столицы, который лоббировало окружение вел. кн. Николая Николаевича и Сергея Михайловича (вместе со своей пассией Ксешинской). Проект презентован императору, получил его благожелательное отношение: Витте начали досаждать на предмет правительственных гарантий для привлечения средств. В ответ министр направил прошения для тщательного рассмотрения в специальное совещание, возглавляемое Сольским. Состоялось несколько заседаний, дело под различными предлогами затягивалось и в итоге окончилось ничем, чем Витте остался очень доволен[104].

Аналогичным образом он поступал при выдаче так называемых неуставных ссуд из Госбанка, вокруг которых постоянно кипели лоббистские страсти. Известно, что Николай II крайне редко вникал в подобные вопросы, и вся ответственность естественным образом ложилась на Витте. Чтобы обезопасить себя при столкновении различных интересов, тот выдвинул идею создания постоянно действующего особого совещания Сольского, по решению которого и выдавались ссуды; все претензии адресовались именно туда. Кроме того, Витте добился, чтобы функции надзора над Госбанком, находившемся в структуре Минфина, ограничивались простой проверкой касс без права входить в существо банковских операций. Весь контроль извне сводился к обсуждению официального годового отчёта в департаменте экономии