Книга Книга чая - Окакура Какудзо

сказать другим правду о себе; мы прячемся за гордость, потому что боимся сказать правду самим себе. Как можно всерьез относиться к миру, когда этот мир настолько смешон и нелеп! Дух меновой торговли чувствуется повсеместно. Честь и непорочность! Посмотрите, как торговец распродает в розницу Бога и истину. Кто-то может купить даже так называемую «религию», которая всего лишь является общественной моралью, благословляемой цветами и музыкой. Очистите церковь от всех ее аксессуаров, и что останется? Тем не менее вера пышно цветет за абсолютно ничтожную цену – требуется лишь молитва о пропуске на небеса, о сертификате на гражданство среди почтенных. Быстро спрячься между множеством таких же, и если твоя реальная полезность очевидна для мира, ты будешь сразу востребован на людском аукционе. Почему мужчины и женщины так любят рекламировать себя? Не является ли это остаточным инстинктом, приобретенным во времена рабства?

Зрелость идеи скорее проявляется в силе, в способности прорваться сквозь существующий на данный момент образ мыслей, чем в возможности доминировать над возникающими потом движениями. Даосизм был активной силой во времена династии Цинь, целой эпохи унификации страны, из которой мы получили название – Китай. Было бы интересно проследить, как он влиял на мыслителей того времени – математиков, законников, летописцев, мистиков и алхимиков, на более поздних поэтов, воспевавших реку Янцзы. Нам ни в коем случае нельзя забывать о тех, кто размышлял над существованием реальности, кто, например, сомневался в том, что эта белая лошадь реально существует, потому что она белая или потому что сильная, а также тех любителей бесед времен шести династий, которые, как и философы дзэн-буддизма, наслаждались дискуссиями о чистоте и об абстрактном. Но главным образом, нужно выразить почтение даосизму за то, что он так много сделал для формирования китайского характера, придав ему определенный запас прочности, чтобы сохранять и улучшать себя, сделав его «хранящим тепло, как нефрит». Китайская история полна примеров, когда приверженцы даосизма – принцы или отшельники – добивались неоднозначных и интересных результатов, осваивая учение. Такой рассказ мог содержать наставления на фоне забавной истории и что-то веселое. Он мог быть хорошо сдобрен анекдотами, аллегориями, афоризмами. Мы могли бы насладиться беседой с общительным императором, который не умер, потому что никогда не жил, или оседлать ветер вместе с Ле-Цзы[22] и обнаружить, что все стихло, потому что мы и есть сам ветер. Даже в такой гротесковой апологии даосизма, с которой мы встречаемся в Китае в наши дни, мы можем наслаждаться буйством фантазии, невозможной в других культах.

Но основной вклад, который даосизм привнес в азиатскую жизнь, был сделан в области эстетики. Китайские историки всегда напоминали, что даосизм – это «искусство присутствовать в мире», потому что имеет дело с сочетанием «настоящее – мы сами». Это в нас Бог встречается с природой, а вчера отделяется от завтра. Настоящее является перемещающейся Бесконечностью, узаконенной сферой относительного. Относительность стремится к адаптации, а адаптация – это искусство. Искусство жить заключается в постоянной адаптации к окружающему миру. Даосизм воспринимает окружающий мир таким, какой он есть, в отличие от конфуцианства и буддизма, которые пытались увидеть красоту в нашем мире, полном горя и страданий. Аллегория времен Сун о трех мудрецах, которые пробуют уксус, с восхитительной выразительностью объясняет разницу между тремя философскими доктринами. Однажды Шакья-Муни, Конфуций и Лао-Цзы остановились перед кувшином с уксусом – символом жизни, и каждый из них сунул палец в кувшин, чтобы попробовать его на вкус. Реалист Конфуций нашел его кислым, Будда – горьким, а Лао-Цзы – сладким.

Даосисты утверждают, что драматургия жизни может стать куда интереснее, если каждый будет оберегать гармонию. Поддерживать пропорциональность вещей и давать место другим, не теряя собственной позиции, – вот в чем секрет успеха земной драмы. Нам нужно знать всю пьесу целиком для того, чтобы правильно сыграть свою роль; концепцию цельности нельзя упускать из виду, когда речь заходит об индивидуальном. Лао-Цзы иллюстрирует это своей любимой метафорой о пустоте. Он утверждает, что только в пустоте заключена истинная сущность. Реальность комнаты, например, обнаруживается в свободном пространстве, заключенном между крышей и стенами, а не в крыше и стенах. Полезность кувшина для воды определяется пустотой, которая может быть заполнена водой, а не формой кувшина или материалом, из которого он изготовлен. Пустота – могущественна, потому что может вместить в себя все. В пустоте любое движение становится возможным. Тот, кто может превратить себя в пустоту, чтобы любой смог свободно войти в нее, превратится в хозяина любой ситуации. Целое всегда может доминировать над частью.

Такие даосские идеи оказали огромное влияние на все наши теории действия, даже на фехтование и борьбу. Джиу-джитсу[23], японское искусство самозащиты, обязано своим именем одному отрывку из «Дао Дэ Цзин»[24]. В джиу-джитсу боец старается вытянуть все силы из противника и вымотать его отсутствием сопротивления, пустотой, при этом сберегая собственные силы, чтобы одержать победу в последней схватке. Важность этого принципа для искусства иллюстрируется ценностью намека. Оставляя что-то недосказанным, автор дает зрителю шанс дополнить идею, и, таким образом, великое произведение привлекает ваше неотрывное внимание, пока вам не покажется, что вы стали частью шедевра. Существующая пустота предназначена для вас, чтобы вы вступили в нее, и наполнили ее до краев своим эстетическим чувством.

Тот, кто сумел превратить себя в художника искусства жить, стал настоящим человеком даосизма. При рождении он вступает в мир снов, чтобы пробудиться к реальности только в момент смерти. Он умеряет свою собственную яркость для того, чтобы сливаться с заурядностью других. Он делает все «с неохотой, словно переходит водный поток зимой; он колеблется, как тот, кто боится соседей; он дрожит, будто лед, который вот-вот начнет таять; он непритязательный, как кусок дерева, из которого еще ничего не вырезали; свободный, как долина; бесформенный, как бушующая вода». Для него нет ничего важнее в жизни, чем жалость, бережливость и скромность.

Если теперь мы обратимся к дзэну, то обнаружим, что в нем делается особый акцент на учениях даосизма. Название «дзэн» происходит от санскритского слова «дхьяна», что обозначает медитацию. Утверждается, что посредством священной медитации можно достичь высшей самореализации. Медитация – это один из шести путей, пройдя который можно достичь состояния Будды, и последователи дзэна подтверждали, что Шакья-Муни в своих поздних учениях наложил особый запрет на этот способ, передав основные правила своему главному последователю Кашьяпе. В соответствии с существовавшей традицией Кашьяпа, первый патриарх дзэна, поделился тайной с Анандой, который в свою очередь передал ее следующим патриархам, пока она не стала достоянием Бодхидхармы, двадцать восьмого по