Книга Последняя гостья - Меган Миранда

Вообще-то я уже не раз собиралась уйти. И не только из бизнеса, но и покинуть город. Я пришла к убеждению, что в самой его сердцевине скрыта некая отрава, которой, по-видимому, никто не замечает. Но я не просто занималась бизнесом, не просто работала — я строила здесь свою жизнь. И была слишком крепко привязана к этому месту.

И все же порой мне казалось, что пребывание здесь — не что иное, как испытание на выносливость, граничащее с мазохизмом. Я даже не знала уже, что именно пытаюсь этим доказать.

Мое сердце немного успокоилось.

— Я не заметила машину, — сказала я, оглядываясь по сторонам и отмечая перемены: две кожаные сумки у подножия широкой лестницы, связку ключей на столике у входной двери, откупоренную бутылку на гранитном кухонном островке, кружку рядом с ней и самого Паркера в рубашке с закатанными рукавами и расстегнутой верхней пуговицей, словно он только что вернулся с работы, а не был застигнут в пустом доме среди ночи.

— Она в гараже. Я только этим вечером приехал.

Я прокашлялась и кивнула в сторону сумок.

— А Лус здесь?

Упоминаний о ней я уже давно не слышала, но наши разговоры с Грантом сводились к бизнесу, а в отсутствие Сэди некому было посвятить меня в подробности личной жизни Ломанов. Всплывающие слухи ничего не значили. Я сама нередко становилась предметом безосновательных сплетен.

Паркер встал у кухонного стола-островка так, что теперь его обширная поверхность разделяла нас, взял кружку и сделал большой глоток.

— Только я. Мы взяли паузу, — сообщил он.

«Взяли паузу». Именно так выразилась бы и Сэди — неопределенно, оптимистично и словно речь шла о чем-то несущественном. Но его пальцы, сжавшиеся на кружке, и взгляд, который он отводил, сказали мне об обратном.

— Ну что ж, проходи. Выпьем вместе, Эйвери.

— Мне завтра с самого утра надо на объект, — сказала я, но наткнулась на его ответный взгляд и осеклась. Он ухмыльнулся, достал вторую кружку и плеснул в нее.

По выражению лица Паркера было ясно: ему в точности известно, кто я, и притворяться бессмысленно. Не важно, что в настоящее время я присматриваю за всей недвижимостью его семьи в Литтлпорте. Шести летних сезонов достаточно, чтобы неплохо изучить чей-либо характер.

А я знала его гораздо дольше. Так обстояло дело для тех, кто вырос здесь: среди Рэндолфов из Хоукс-Риджа; Шоров, которые перестроили старинный постоялый двор на углу городской площади, затем принялись заводить романы на стороне и теперь делили свой просторный участок, как ребенка при разводе, никогда не появляясь там одновременно; и Ломанов, которые сначала поселились высоко на утесах, откуда был виден весь Литтлпорт, а затем стали расширяться, пускать ростки по всему городу, пока их фамилия не превратилась в синоним летнего отдыха. Дома, сдающиеся в аренду, семья, вечеринки. Некие перспективы.

Местные жители прозвали главную резиденцию Ломанов «Брейкерс»[2] — завуалированный выпад, благодаря которому некогда объединились все мы, остальные. Отчасти это была отсылка к расположению дома возле Брейкер-Бич, отчасти — намек на особняк Вандербильтов в Ньюпорте и уровень обеспеченности, о котором Ломаны и мечтать не могли. На этот счет всегда прохаживались шепотом — в соль шутки были посвящены все, кроме ее героев.

Паркер пустил вторую кружку скользить ко мне по поверхности стола, ее содержимое плеснулось через край. Так бездумно он вел себя лишь в тех случаях, когда был уже близок к тому, чтобы напиться в стельку. Я рассеянно повертела кружку туда-сюда по столу.

Он вздохнул и обернулся, окидывая взглядом гостиную.

— Боже, это место… — произнес он, и я поднесла кружку к губам. Потому что не видела Паркера одиннадцать месяцев, потому что поняла, что он имеет в виду: это место, этот дом. Теперь. Без Сэди. Увеличенный снимок их семьи, сделанный несколько лет назад, все так же висел над диваном. Все четверо улыбались, одетые во все бежевое и белое, а на дальнем плане виднелись не в фокусе дюны Брейкер-Бич. Точно так же, как и Паркер, я видела эти «до» и «после».

Он поднял кружку и чокнулся с моей так лихо, что сразу стало ясно — для него это далеко не первая порция: на случай, если я этого еще не поняла.

— Вот-вот, — нахмурился он. Так всегда говорила Сэди, когда мы готовились к поединку. Стопки в ряд, пей подряд, — вот-вот. Подкреплялись, двигаясь она в одну сторону, а я — в другую. Опрокидывались стопки, содержимое обжигало мне горло, горели губы.

При первом глотке я прикрыла глаза, ощущая расслабление и тепло.

— Ну-ну, — тихонько отозвалась я по привычке.

— М-да… — Паркер налил себе еще полкружки. — Вот так вот.

Я села на табурет рядом с ним, обхватив ладонями свою кружку.

— Надолго ты сюда? — спросила я и задумалась, неужели это из-за Лус. Неужели они жили вместе, а теперь ему понадобилось куда-нибудь сбежать.

— До церемонии открытия.

Я сделала еще глоток — размером больше, чем собиралась. Словно уворачивалась от мыслей о предстоящей дани памяти Сэди. Предполагался памятник в виде бронзового колокола, который не звонит, у входа на Брейкер-Бич. «Дабы все души нашли дорогу домой», — должна была гласить высеченная вручную надпись. Ее выбрали голосованием…

В Литтлпорте полным-полно памятников, и я давно пресытилась ими. Скамьи вдоль пешеходных дорожек, статуи рыбаков перед мэрией — мы были отданы в услужение не только отдыхающим, но и усопшим. Моему отцу достался класс в начальной школе. Маме — стена в галерее на Харбор-драйв. Золоченая табличка в обмен на утрату.

Я поерзала на своем месте.

— Твои родители приедут?

Он покачал головой.

— Отец занят. Страшно занят. А Би… пожалуй, для нее эта мысль была бы далеко не самая удачная.

А я и забыла, что Паркер и Сэди называли Бьянку «Би», но только за глаза, а в ее присутствии — никогда. И всегда отстраненно, словно их разделяло огромное расстояние. Я считала это эксцентричностью, свойственной богатым. Бог свидетель, за годы я подметила за ними немало таких причуд.

— Ну, как жизнь, Паркер?

Он повернулся на табурете ко мне. Будто только что сообразил, что я здесь и кто я. Окинул взглядом мое лицо.

— Не очень. — Он обмяк на своем месте. Я знала, что откровенным его сделало спиртное.

Сэди была моей лучшей подругой с того самого лета, как мы познакомились. Ее родители чуть ли не удочерили меня — оплачивали мою учебу, пообещали работу, если я докажу, что достойна ее. Я жила и работала у них в гостевом доме несколько лет подряд, с тех пор как Грант Ломан купил дом моей бабушки. И за все то время, пока мы существовали в одной плоскости, Паркер редко высказывал хоть сколько-нибудь глубокие замечания.