Книга Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

На следующий день Лукреции предстояло испытание: встреча с первой дамой Италии Элизабеттой Гонзага, герцогиней Урбинской, дочерью маркиза Мантуанского Федерико Гонзага. Ее муж Гвидубальдо Монтефельтро, третий герцог Урбино, был сыном Федерико Монтефельтро и Баттисты Сфорца, чьи великолепные портреты кисти Пьеро делла Франческа по сей день можно увидеть в Уффици во Флоренции. Бок о бок со своим супругом Элизабетта управляла герцогством с необыкновенной мудростью. Гармоничный союз, царивший между домами Гонзага и Монтефельтро, избавил их от применения насилия. Владыки Мантуи и Урбино — редчайший факт для той эпохи — не были причастны к тайным убийствам.

Папа не скрыл от своей дочери, какое тяжкое оскорбление он нанес Гвидубальдо, мужу Элизабетты, вынудив его служить самому несведущему и тщеславному из Борджа — Хуану Гандийскому. Подчинившийся папе против своей воли, герцог Урбинский был ранен и попал в руки Орсини, которые заключили его в сырую и мрачную темницу. Элизабетта немедленно попросила папу заплатить выкуп, однако, встретив отказ, была вынуждена влезть в огромные долги, чтобы добиться его освобождения. Когда муж вернулся, она его не узнала: он состарился раньше времени и потерял здоровье.

Лукреция знала, что Элизабетта никогда не простит этого Борджа, что она должна добиться если не дружбы, то хотя бы снисходительного отношения к себе урбинских правителей. Лукреции предстояла встреча с женщиной, чьи ум и доброта были гордостью эпохи. Ситуацию осложняло то, что у Элизабетты была сестра Маддалена, умершая в родах, которая была первой женой Джованни Сфорца.

16 января, когда путешественники приблизились к Губио, Лукреция увидела, что навстречу им движется процессия. Элизабетта Урбинская в сопровождении своей родственницы Эмилии Пиа, вдовы Антонио Монтефельтро, близкого родственника Гвидубальдо, подъехала к ней, «они пожали друг другу руки и расцеловались», — констатирует Иль Прете. «Как только их милости засвидетельствовали друг другу взаимное расположение», — рассказывает Джанлукка Кастеллини, кортеж тронулся в путь, поднялся по склонам горы Иниго, где святой Франциск Ассизский приручил легендарного волка, наводившего страх на всю округу, и въехал в небольшой укрепленный городок Губио. По крутым улочкам Элизабетта и ее гостья добрались до герцогского дворца, построенного в 1479 году предшествующим герцогом и напоминавшего урбинский дворец. Было ли то знаком внимания или же политической уловкой, но «чтобы предоставить место герцогине Феррарской», Элизабетта и ее свита провели ночь на загородной вилле. Как бы там ни было, Элизабетта надеялась положить конец агрессивным выпадам Чезаре Борджа, которому не терпелось выкроить себе королевство между Романьей и Папским государством, с Урбинским герцогством в центре.

Утром 17 января Лукреция пригласила хозяйку в свои золоченые «французские» носилки, приготовленные ее отцом для перехода между Губио и Урбино. Заботясь о их удобстве, Александр VI стремился к тому, чтобы, удалившись от официальности в этом переносном алькове, они захотели побеседовать на личные или литературные темы, что могло бы положить начало их взаимопониманию. У обеих женщин были общие друзья — поэты и гуманисты, такие, как недавно умерший Серафино Аквилано, Винченцо Кальмета или Бернардино Акколти. Расчет папы отчасти оказался верным, поскольку Элизабетта поделилась со своей невесткой Изабеллой Мантуанской изумлением, охватившим ее при виде поэтической красоты Лукреции, которая «кажется, сошла с миниатюры и излучает особый свет, присущий людям, познавшим глубокое страдание и сумевшим возвыситься над ним».

К концу дня по крутой горной дороге свадебный кортеж с трудом добрался до города Кальи. Радость простого народа заставила римлян и феррарцев позабыть о суровости края. На следующий день Лукрецию приветствовали деревенские жители, они пропели ей утреннюю серенаду под окнами крепостной башни. Затем кавалькада отправилась в путь, и на исходе дня, когда до Урбино оставалось не более двух километров, Гвидубальдо выехал им навстречу. Лукреция встречала его раньше в Риме, еще до страшного похода ее брата, герцога Гандийского, на Орсини, однако теперь было не до прошлого, и после взаимных приветствий кавалькада въехала в «город садов» с мощеными улицами, которые вели к одному из самых прекрасных дворцов Италии — не по величине и не по роскоши, а по совершенству архитектурных форм.

И снова Элизабетта и ее супруг, предоставив дом своей гостье, сами перебрались во дворец Урбании. Лукреция занимала их апартаменты, где три лоджии были украшены элегантными карнизами, а залы, украшенные античными статуями, соседствовали с помещениями, где были размещены произведения крупнейших современных художников: Пьеро делла Франческа, Мелоццо да Форли, Паоло Учелло. На столах лежали музыкальные инструменты, манускрипты в переплетах, окантованных золотом и серебром. Дом и его хозяева так подходили друг другу, а обмен мыслями с Элизабеттой и ее приближенными в наступившей ночи оказался таким приятным, что Лукреция была в восхищении.

Я не думаю, — говорит Кастильоне, — что где-либо еще можно вкусить сладость общения с такими возвышенными душами; казалось, что всех нас связывает друг с другом цепь любви, и связывает так крепко, что даже между братьями нет большего согласия и сердечной привязанности, что существуют между нами. Так же и с дамами: общение с ними было необыкновенно свободно и совершенно пристойно, поскольку каждый волен был подсаживаться к кому хотел, и говорить, смеяться, шутить с тем, с кем ему было угодно. Однако именно то, что мы были свободны, само по себе сдерживало нас, так велико было уважение к герцогине. Для каждого самой большой радостью в мире было понравиться ей и самым большим несчастьем — вызвать у нее неприязнь3.

На дочь Александра VI произвели такое впечатление «музыка и веселье, царившие в этом доме, который можно было назвать прибежищем радости», что впоследствии она задастся целью воссоздать в Ферраре ту же картину повседневной жизни и ввести в обиход тот же непринужденный и жизнерадостный, всегда благожелательный тон общения, какой был в Урбино. До сих пор Лукреция не встречала таких людей. Эти двое — натуры исключительные, они закалились в жизненных испытаниях и были необыкновенно внимательны друг к другу.

Когда в 1488 году в семнадцать лет Гвидубальдо женился на Элизабетте, он правил настоящей Аркадией. Казалось, жизнь улыбается молодой, красивой и благородной паре, однако девять лет спустя после его возвращения из плена все рухнуло. Герцог страдал импотенцией и был поражен подагрой, которая не только изуродовала «одно из самых прекрасных тел в мире», но и парализовала его. Это вынудило Гвидубальдо оставить пост кондотьера и постоянно жить возле супруги, начавшей собирать при их дворе круг гуманистов.

20 января путешественники тронулись в путь к Пезаро. Герцогиня Феррарская испытывала определенные опасения, вступая на территорию своего первого королевства. Она знала, что Джованни Сфорца по-прежнему кипел при одном воспоминании о ней и о Чезаре, его изгнавшем. Сидя в закрытых парчово-золотых носилках, она старалась скрыть свои чувства, как того требовали обстоятельства. Однако когда возле городских ворот сотня ребятишек в одежде цветов Валентинуа, размахивая оливковыми ветвями, закричала: «Duchessa, duchessa!»[33], она не смогла удержать улыбку. В эту ночь она не показывалась на публике. Ее разумное поведение было продиктовано стремлением соблюсти приличия и избежать кривотолков, и вот что Поцци сообщает герцогу Эркуле 22 января: «Она все время находилась в своей комнате, чтобы заняться уходом за своим лицом и из естественной склонности к уединению и покою».