Книга Территория взрослости. Горизонты саморазвития во взрослом возрасте - Елена Сапогова

Одним из критериев отбора событий жизни в нарратив является их кажущаяся уникальность, единичность, отклонение, вариативность по отношению к условной событийной норме. Так, вполне понятно, что такие жизненные случаи, как получение образования, влюбленность, женитьба, рождение детей и пр. с высокой вероятностью входят в сотни и сотни человеческих жизней, они почти предсказуемы и ожидаемы в них, но прерванное по разным обстоятельствам, трудно или долго получаемое образование, неразделенная любовь, неудачный брак, тяжелые роды и т. п., как ни парадоксально, имеют более высокий нарративный потенциал («расцвечивают» и «украшают» автобиографию, декорируя нормативность и становясь более значимыми для человека).

Также понятно, что если чья-то жизнь состоит по преимуществу из достаточно безликих нормативных событий и при рассказывании достойна оставаться лишь хроникой, то при повествовании «для других» в нее специально могут включаться добавочные, выдуманные и, как правило, заимствованные вариативно-ненормативные компоненты – они «оживляют», «одухотворяют» нормативность, делают ее не только персонализированной, но и создают привлекательный прецедент для других.

Конечно, непохожесть на других, осознание собственной единичности и неповторимости очень важны для самопринятия, самоуважения, чувства собственного достоинства, но в этом случае выстраиваемый автобиографический нарратив куда как в большей степени опирается на апокрифы, архетипические сюжеты, литературные фабулы, содержит «ложные воспоминания», фантазии, преувеличения и пр. Их доля в автобиографическом нарративе определяет его трансформацию в «легенду о себе», в повествование о «квазижизни» и становится ресурсом для создания индивидуальной мифологии и даже прямой лжи о себе. Степень отклонения текста автобиографии от биографической хроники отражена в формах построения биографического нарратива: так, в описательной (констатирующей) автобиографии, похожей на хронику, почти не найти «насыщенных описаний» и «распакованных» для других смыслов.

При использовании дидактического способа в автобиографию включаются прецедентные наставительные элементы, усвоенные как нормативные при социализации. Если автобиография сама строится как описание прецедентных случаев (перформативный способ), то амплификация происшествий и уклонения от реальности очевидны и в чем-то даже неизбежны и т. д.

Вторым критерием отбора событий жизни в нарратив можно считать согласованность происшедшего с избранным человеком жизненным проектом: «жизнь пишет себя», и каждое событие нарратива должно подтверждать, представлять ее такой, какой она задумана субъектом, копировать собой ее смыслы. Эта согласованность обусловлена неустранимой внутренней пристрастностью личности, рожденной ее персональной жизненной идеологией, субъективной субкультурой, избранным жизненным сценарием и жизненным мотивом (борьбы, служения, терпения, страдания и т. д.). Согласно избранной идеологии, некоторые события в «запланированной» жизни должны произойти обязательно, они как бы «просятся» в нее, «вытекая» из избранного сюжета, и если не возникают в ней сами по себе как результат ее проживания, то произвольно конструируются, привносятся сознанием, как «обязанные там быть». Если в реальной жизни возможны случайность, непоследовательность, противоречивость, ошибочность, то в нарративе всего этого, как правило, нет и каждый эпизод есть закономерный элемент мыслимой человеком целостности.

Отклонения от «запланированной реальности» рождают переживания отчуждения, дистанцирования от собственной жизни, и автобиографическая наррация за счет совмещения временных и смысловых пластов прошлого и настоящего в какой-то мере позволяет с нею совладать. В этом плане автонаррация может выступать как своеобразный интегральный механизм психологической защиты: при невозможности «подправить хронику» она компенсирует реальность настоящего.

Операции связывания происшествий (знаний о них, зафиксированных в известных субъекту источниках) с субъективной памятью или выражением впечатления о них (отношения, интерпретации, переживания, значения, оценки) – основная движущая сила в создании автобиографического нарратива. Жизнь и мир, как мы говорили выше, предстают в нем как мир и жизнь «моими глазами» – через призму индивидуальных мотивов, желаний, смыслов, целей, способов и возможностей субъекта. Основной способ связывания и осмысления событий в автобиографическом нарративе – «Я-центрический». Ему подчинены и временно́й принцип (хронологическое расположение событий в рассказываемом тексте), и пространственное соположение событий повествования, и их толкование, и «декорирование» (насыщение яркими подробностями, деталями, комментариями), и аргументация и пр. По сути, автобиографический нарратив не «интересуется» ничем, кроме самого субъекта, – ни другими людьми, ни историческими обстоятельствами, ни экономическими условиями (они создают лишь более или менее достоверный фон повествования) и т. д.

Анализ автобиографических текстов позволил выделить ряд фрагментов жизненного пути, чаще других подвергающихся нарратизации и выступающих как характеристики личности, формы ее самообъективации.

1. «Развилки/выборы». Более всего личность объективирует себя в историях о представляющихся неоднозначными событиях жизни. Сделанный личностью «правильный выбор» характеризует не столько ситуацию, сколько самого субъекта. «Развилки» выступают как своеобразный пример «неувядающего прошлого», точнее, «прошлого, не желающего уходить» и продолжающего через многие годы влиять на настоящее человека. Оно становится «застывшей фигурой» сознания, придающей прошлому возможность «обосновывать» (легитимизировать) настоящее или «контрапрезентировать» (отрицать) нынешнее положение человека, его социальный или личностный статус.

Ниже приведены примеры таких «развилочных» повествований.

* * *

У нас большая дружная семья – мои родители, четверо детишек, бабушка, моей мамы мама, еще жива, мы ее давно перевезли к себе. С нами третий год живет мой племянник, он учится в университете, и дочь моей покойной сестры со своей дочуркой. И никогда никаких ссор, обид, разногласий. Всем хватает места и внимания. У нас в роду у всех были большие семьи, почти все жили вместе или по соседству, и нас, родственников, всегда тянет друг к другу, чтобы жить «семейным гнездом». И все женились и выходили замуж по любви. Правда, меня моя любовь не дождалась из армии, вышла за другого, и я женился через несколько лет на своей сослуживице. Мы с ней вместе уже двадцать лет… В любви, как говорится, и в согласии. Я уж теперь и не мыслю своей жизни с кем-то другим.

Но иногда думаю: а как бы сложилась моя жизнь, если бы та, первая, меня дождалась? Я ее ни разу с тех пор не видел, никогда не искал и никого о ней не спрашивал. Но почему-то и не забывал. Она мне до сих пор снится, я часто думаю о ней, о том, как бы мы встретились или что бы было, если бы я сразу стал искать ее, отбил бы у того, другого… хотя и бессмысленно все это. До сих пор по ней обмираю, при каждом воспоминании сердце болью какой-то щемит, тоска накатывает, что не сбылось… Даже жене никогда не рассказывал, хотя, наверное, в первые годы нашей семейной жизни она что-то такое чувствовала… Я, конечно, ее любил, но как ту, первую, конечно, не сравнить… Я такого больше никогда ни с кем не испытывал, она мне была каким-то подарком, жизнь зажгла и… сожгла, «осталось немного пепла и немного дыма» [цитирует И. Бродского], и, как говорится, из того, что было или, правильнее, осталось, я и слепил себе свое новое счастье… или просто благополучие.