Книга Территория взрослости. Горизонты саморазвития во взрослом возрасте - Елена Сапогова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Я всегда добиваюсь своих целей, у меня многое получается, все горит в руках. Я понимаю, что многие завидуют моему таланту и везению, но стараюсь не обращать на завистников внимания, тем более что мне ведь тоже не все дается так просто, «слегонца». Но я и трудности умею преодолевать, встречаю их, как спортсмен финишную ленточку – грудью, никогда нигде не трушу, не отступаю. Или просто принимаю свои неудачи и иду дальше.
Вот когда я заканчивала институт, мне на госэкзамене поставили четверку, хотя я шла на красный диплом. Не потому что я плохо знала билет, а потому что я решила выручить одногруппника, который свой билет – ни в зуб ногой, и пошла отвечать не в свою очередь – не в ту подкомиссию, где были нормальные преподаватели, а в другую, где сидели чужие и нелюбимые. Пропустила его, как оказалось, себе во вред. В ответах была уверена, да еще думала, что они красный диплом не зарубят, а они зарубили, говорили, что я вообще отвечала на тройку, а они даже «смилостивились» надо мной… Хотя какая мне разница была, если это не пятерка? Зачем смилостивились-то?
Вот так я и лишилась красного диплома. Всю жизнь не могу забыть об этом, костром в сердце горит, хотя на дальнейшую мою жизнь и карьеру это никак и не повлияло. Это мне надолго стало жизненным уроком – глупо быть добренькой и благородненькой.
2. «Пик-переживания» (термин А. Маслоу). Рассказы об индивидуальных переживаниях, представляющихся необычными или сверхзначимыми, выступают как самохарактеристики, указывающие на собственную неординарность, самобытность («этот уникальный опыт явлен именно мне, поскольку я этого достоин», «я – в числе избранных»). Этим достигается более высокий уровень самопринятия и поддержания интереса других к своему «Я».
Приведенные ниже примеры указывают на такие же персональные, обычно единичные переживания в жизни людей.
* * *
Когда я была беременна сыном, беременность протекала, в общем, несложно, и я по молодости относилась к ней как-то легкомысленно. Да так легкомысленно, что мне уже рожать пора, а я почему-то вместо того, чтобы в роддом ехать, по телевизору кино досматриваю.
И вот – уже подступает, понимаю, что пора, а дома никого нет, телефона тоже нет, я мечусь, хватаю пальто, платок, выбегаю на улицу и чувствую, что вот-вот рожу, уже по ногам течет, сынок наружу просится… А на улице темно, поздний вечер, на нашей окраине у бараков ни машин, ни людей. Я бегу, как могу, изо всех сил к автобусной остановке, чтобы как-то доехать, а сама думаю, что уж и не добегу, родится мой мальчик прямо на улице… И ведь ни мысли не было, чтобы к соседям обратиться или вызвать скорую из телефона-автомата…
И тут у меня такое ощущение возникло, как будто крылья у меня за спиной выросли, что-то меня подхватило и вынесло прямо к роддому. Ни тогда, ни теперь я не помню, как, на чем я туда добралась, просто загадка какая-то. Обнаружила себя стоящей на ступенях роддома, вошла и почти сразу родила, ни часу не мучилась…
Видно, сама Богородица мне помогла… Я всегда это вспоминаю, когда у сына день рождения, но ему никогда не рассказывала. Из суеверия, может, какого, даже не знаю. Пусть его Богородица и дальше бережет.
* * *
У меня был тяжелый период в жизни, когда я учился на вечернем и работал, да еще по ночам приходилось подрабатывать. Из-за усталости днем как шальной был, все время спать хотелось. А надо было себя содержать, я ведь из деревни на завод приехал, опоры в городе никакой. Мать всегда хотела, чтоб я в люди выбился, отправила меня в город. Сама она всегда много и тяжело работала, младших поднимала, копейки лишней не было, наоборот, я сам старался понемножку ей деньжат присылать.
И вот как-то перед седьмым ноября получил я сразу и зарплату, и премию. Радовался очень – можно было почти месяц не ходить на погрузку, отоспаться, к матери съездить, младшим подарки купить. И на тебе – вытащили у меня деньги, и остался я ни с чем, мелочи в карманах кот наплакал, даже на курево не хватало. Помню, такое отчаяние меня охватило, и злость, и безнадежность, и жалость к себе… Все праздновать – в общежитие, потом в клуб – на танцы. А я подумал, да и отправился на погрузку на станцию, там в ночную да в праздники, как я знал, всегда почти работа была, рабочих рук не хватало. Иду, кругом темень, настроение хуже некуда, и откуда ни возьмись вдруг появилось чувство, что вот еще несколько шагов – и все будет хорошо, все разрешится, наладится само собой. Не знаю, как его описать – как неслышимый никому, кроме меня, голос с небес: «Все будет хорошо», и я сразу в это уверовал – безусловно и иррационально, безо всяких сомнений. Потом я уже как-то обнадеженно и успокоенно дотащился до станции. И вот там все и случилось! У меня с армии права были, а у тамошнего начальника водителя с острым аппендицитом на скорой увезли – вот ведь не повезло мужику под седьмое ноября. Так и получилось, что повез я начальника к матери в область и обратно за неплохие по тем временам деньги. Начальник был мужик не жадный, заплатил хорошо, и все утраченное мне вернулось, да еще и с прибытком. Ничего подобного больше в моей жизни не случалось, хотя и потом часто бывало трудно, хоть волком вой. Трудно, но никогда не край, как в тот раз, – тогда я воспринимал это так же, как если бы в войну хлебные карточки потерял.
Но тот случай вселил в меня какой-то жизненный оптимизм, веру в свою судьбу, надежду на лучшее, научил меня не унывать даже в самых тяжелых обстоятельствах – где отнимется, там и воздастся, и главное – я это вот ощущение запомнил: как будто с небес меня кто-то пожалел, утешил, и все исправилось, как по мановению чьей-то руки.
3. «Персонажи/встречи». Значимые фигуры социального окружения, которые, по мнению рассказчика, повлияли на его характер, судьбу, жизненную стратегию, нынешний образ жизни, основаны на механизме идентификации («Я – такой же, как Он») – семантика «Его» переносится на «Я».
* * *
Я родился в небольшом селе, там даже восьмилетки не было, не говоря уж о каких-то культурных учреждениях. В семье нас было пятеро, я старший, родители много работали, чтобы нас всех поднять, поэтому ко мне никто особенно не приглядывался, не то чтобы еще таланты какие-то высматривать и развивать; родителям помощник нужен был, а не самородок. По дому приходилось помогать, за младшими следить, поросят кормить, на огороде работать. А я, надо сказать, очень любил рисовать. Откуда это во мне – не могу сказать, в родительских семьях таких талантов ни у кого не отмечалось. Ни красок, ни альбомов мне родители особо не покупали, считали это все баловством, детскими игрушками, несерьезным занятием, которым на хлеб не заработаешь, а меня страшно тянуло запечатлевать увиденное – даже на оберточной бумаге рисовал, на газетах, на старых коробках, даже в пыли пробовал прутиком, на мокром песке.
А вот когда уже в школу пошел, в соседний поселок, у нас была старая учительница русского, кстати сказать, немка по национальности, а преподавала русский. Не знаю уж, чем я ей приглянулся, что и как она во мне разглядела, а стала она меня после уроков оставлять, поила чаем и учила рисовать по-настоящему, альбомы с репродукциями показывала, составляла мне композиции, учила рассматривать вещи, на пленэр со мной ходила, рассматривать и наблюдать учила. Про композицию и перспективу, про цвет в картинах, про художников, про жанры живописи… все я впервые от нее услыхал. Как она во мне способности разглядела, не знаю. Стал я писать уже по-другому…
