Книга Объект "Зеро" - Сергей Волков

Сидевшие за столами люди поднимали головы, с удивлением смотрели на нас. Знакомые лица, приветственные возгласы. Франческа Кьянци, располневшая, в бесформенном балахоне, подошла, улыбаясь. Хасим молча вручил ей бумагу, выписанную во дворце, поклонился и ушел.

– Где же вы были, Клим? – не дожидаясь ответа, Франческа, продолжая улыбаться, повела нас через анфиладу комнат. – Здесь у нас конструкторское бюро, инженерная служба, химическая лаборатория… А это кабинет Зигфрида.

Шерхель, увидев нас, выпучил глаза и с криком: «О, майн гот!» – бросился обниматься. Он тоже изрядно прибавил в весе, отпустил пышные усы с подусниками и вообще выглядел солидно, как и подобает министру.

– Милый, я пойду – нужно закончить чертежи ходовой части, – проворковала Франческа. Немец поцеловал ее, кивнул:

– Конечно, дорогая.

Я усмехнулся, подмигнул Шерхелю.

– А ты, смотрю, времени не терял.

– Э, Клим, время терять нельзя ни в коем случае. Мы уже второго ждем. Сыну, Эрику, два года исполнилось.

– Поздравляю.

Зигфрид, вдруг спохватившись, принялся усаживать нас, гаркнул в крохотное окошечко:

– Грета! Чаю, бутербродов!

Повернул к нам сияющее лицо.

– Ну, рассказывайте!

– Ты бумагу-то почитай сперва, – остудил я его гостеприимный пыл.

– Бумагу-бумагу… Плевать мне на бумагу! Знаю я уже, что там. Вы мне сами скажите – что было? Чего не было? Все-таки столько времени прошло…

В комнату, плавно покачивая крутыми бедрами, вплыла дородная дама с пышной прической, внесла поднос, стрельнула глазами.

– Мой секретарь, Грета, – отрекомендовал ее Шерхель, взмахом руки отпустил заинтересованно застывшую было женщину. Когда дверь за ней закрылась, вполголоса сказал: – Не моей волей поставлена. Я знаю это – и терплю. Вот так теперь мы живем, Клим. Ну, так ты будешь говорить?

Я вкратце рассказал ему про наше путешествие, опустив только «объект зеро». Шерхель внимательно слушал, помешивая ложечкой в стакане. Когда я закончил, воцарилась тишина, нарушаемая лишь еле слышным здесь заводским шумом.

– Досталось вам… Макарова жалко…

Он вдруг вскочил, лицо налилось кровью. Стукнув кулаком по столу, рявкнул:

– Фердаммтэ шайсе! Проклятая жизнь!

В кабинет заглянула обеспокоенная Грета. Шерхель едва не бросил в нее стакан. Дверь захлопнулась.

– Успокойся, Зиг. Давай лучше расскажи, что тут у вас случилось за эти годы, – я старался держаться спокойно, но после вспышки ярости немца мне тоже очень захотелось от души врезать кому-нибудь по физиономии.

– Погоди, Клим. Успеется. Давайте-ка выпьем, друзья. За упокой души Макарова выпьем. За таких людей обязательно нужно пить…

Шерхель подошел к стене, из которой торчало несколько разнокалиберных трубок – не то переговорных, не то пневмопочтовых, подставил стакан, повернул вентиль, и по кабинету поплыл давно забытый мною запах.

– Шнапс! Сами делаем! – оскалился немец. – Давайте стаканы, парни. Ну, за Игоря. Пусть земля ему будет пухом…

Шнапс упал в желудок зажигательной бомбой. Я закашлялся, пытаясь заесть жуткое сивушное послевкусие. Рядом с надсадой кашлял Цендорж.

– Э-э, простите, неразбавленный… Я сам такой предпочитаю… – растерялся Шерхель.

– Ладно, не дети, – прохрипел я, вытирая выступившие слезы. Мы молча ели бутерброды. Потом осоловевший Цендорж заплетающимся языком попросил разрешить ему поспать. Мы уложили монгола на диване, а сами выпили еще по чуть-чуть.

Отдышавшись, я отставил стакан и посмотрел на Шерхеля:

– Ну, рассказывай. Как вы докатились до жизни такой? Что за война? Почему Борчик – командующий? И вообще…

И Зигфрид начал рассказывать, время от времени понижая голос до шепота. Говорил он, как обычно, короткими, рублеными фразами, а когда волновался, то и дело вставлял в речь немецкие слова.

– Вы улетели в конце января, да? Ну, недели три ничего такого не происходило. А в начале марта люди заметили на орбите движущиеся звезды. Все очень радовались – наконец-то. Шайсдрек! Нет ничего хуже обманутых надежд… В один прекрасный день в небе появилось белесое такое пятно. Пятно, а вокруг сияние. Нашлись знатоки, объяснили – так бывает, когда продавливают гравитационный колодец. Народ чуть с ума не сошел от восторга. Два дня колодец этот опускался. Наконец светящийся столб уперся в поверхность планеты, возле реки это было. Он метров сто двадцать в диаметре, весь переливается. Мы встречу торжественную подготовили, люди собрались, даже уголовники пришли. Дорожку выложили медными плитами к зданию Сокола, добровцы построились, все принарядились. Те, кто в ВКС служил, мундиры и комбинезоны почистили, остальные так… А день солнечный, ясный. Праздник был, понимаешь, Клим? Праздник…

И вот опускается в колодце высокий серый диск. Чернышов его сразу признал, сказал нам, что это большой десантный бот повышенной живучести типа «Архелон». Когда бот лег на грунт, там, наверху, отключили колодец. И сразу наружу полезли солдаты, сотни полторы, не меньше. Все в защите, со штуковинами странными в руках. Я таких никогда не видел. Лускус объяснил, что это пулевое оружие, оно раньше на Земле в ходу было. Нам бы, шайскерлям, уже тогда понять надо было, что они не в гости пожаловали, ну да все себя как дети вели! Еще бы, столько ждали, так надеялись…

Солдаты оцепили бот, оружие на изготовку держат. И выходит к нам этакий говнюк, небольшого роста, но тоже весь в композиционной броне, в шлеме и с пулевой винтовкой в руках. Глазами туда-сюда – зырк, зырк. А народ кричит, напирает. Госпожа Анна подошла, все по форме, откозыряла, докладывает, мол, жители планеты Медея в лице коменданта колонии майора Морозовой приветствуют долгожданных спасителей и избавителей. И спрашивает – с кем имею честь?

Говнюк этот аж подпрыгнул. И орать начал – вы что, майор, белены объелись? Какие жители, какие спасители? На Медее должен находиться лагерь для особо опасных преступников, а я, дескать, генерал Жильберт, прибыл с инспекционной проверкой. Где начальник лагеря? Где охрана? Где, черт побери, сам лагерь? Что за бардак?

Госпожа Анна, помню, побледнела сильно. Но ответила спокойно: про катастрофу, про погибших, про Устав ВКС. Этот затрясся весь, рукоятку на своей винтовке начал дергать. Сейчас-то мы знаем, что он ее в боевое состояние приводил, а тогда никто не понял ничего. Следом за ним и солдаты зашевелились. Тут он и говорит – майор, немедленно загоните заключенных по баракам и извольте предоставить всю документацию по лагерю.

Я смотрю, а ребята наши уже кулаки сжимают, многие готовы морду набить генералу. Да и народ притих, вслушивается. Госпожа Анна говорит – нет никакой документации. И вообще, видимо, произошла ошибка. А потом опять – про катастрофу, про погибших. И про то, что сюда, на Медею, летели одни добровольцы.