Книга «Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не теряйся, она тебя одарит ласкою. Вона как посмотрела, меня даже завидки берут…
Приказной осекся – из юрты вышел дородный бурят, годами в самого Пасюка, чуток постарше, может быть, и направился прямо к ним. Одет был в атласный халат, но отороченный соболем, да шапка с тем же мехом, а пояс блестел – пряжка и та золотая.
Богатая одежда!
– Мендо – о! – радостным и звучным голосом произнес дородный хозяин и низко поклонился Пасюку, скользнув взглядом по погонам подъесаула, затем Родиону, и лишь потом поклонился Лифантьеву, но не так низко, хотя эта разница была еле заметна.
– Амор сайну соджи байну! – ответил приказной, Родион эту фразу следом повторил. Он ничего не понимал – «мендо» его ошарашило. Ведь буряты так приветствуют чуть ли не закадычных друзей.
Последовал короткий уважительный разговор на бурятском языке, который Родион, понятное дело, не понял. Зато интонации говорили ему о многом, а взгляд, любопытный, испытывающий и немного испуганный, что бросил на него и Пасюка Баян, только усилил недоумение Артемова. У него сложилось впечатление что его, именно его, здесь ожидали. Ну, может, и Пасюка, но никак не Лифантьева.
Сопровождаемые любезным хозяином, трое прибывших гостей вошли в юрту. У входа, на низкую лавочку, сложили винтовки и сняли патронташи, оставив кобуры с револьверами на ремнях. В стороне от входа стоял небольшой диванчик, сапа, на который казаки сразу и присели, поставив шашки между колен, чтоб не мешались, – Родион уже знал, что к шашке тут совершенно иное отношение.
Убранство большой юрты произвело на Артемова большое впечатление, он впервые находился в природном бурятском жилище, тем паче чуть ли не на век раньше.
На середине находился очаг, устроенный на кирпичной площадке, так называемой гулумте. В центре возвышались три камня, между которыми и разводили огонь. Увидев, что Родион смотрит на них, Лифантьев бросил одно слово – «дулей».
Весь пол внутри юрты, за исключением гулумты, был дощатым, чуточку приподнятым. Стена напротив входа была самым разукрашенным местом. Там стояли поставцы и шкафчики с множеством буддийских божков и фигурок, висели разноцветные куски ткани, на некоторых были нанесены письмена. На других внутренних стенах юрты были развешены цветастые занавески – «теки».
Сам диванчик, на котором сидели казаки, был удобен, буряты на него щедро накидали подушки из конских шкурок – «худаал». Другой мебели, кроме диванчика и сундуков, в юрте не имелось.
Весь дощатый пол был устлан ковриками-«хупсырами» из сшитых, выделанных с особенным тщанием шкур. Однако не охотой хвалился хозяин в отличие от русских или казаков, а своими большими стадами, если уж на коврики пошли жеребята, телята и ягнята с их мягкими и нежными шкурами. На коврах лежало множество подушек, и Родион сообразил, что пить чай придется, сидя на корточках.
Напротив диванчика стояло несколько сундуков, и самодельные, и узнаваемые русской работы, видно, покупные. Видать, в них хранится одежда или ткани. Сверху сундуки были тоже разукрашены и накрыты ковриками. Рядом с ними стояли шкафчики с множеством утвари – на полках теснились чарки и стаканы, жбаны и миски. Деревянная посуда чередовалась с металлической и стеклянной, на паре полок зимним светом отдавало серебро, а на одной полке тускло блеснуло золото.
На четырех резных столбах, держащих потолок, были развешаны полотнища с какими-то непонятными текстами и символами, фигурки и другие культовые предметы. Артемов покосился взглядом на Кузьму, так как Пасюк сам непонимающе щурил глаза.
– От ламы, – шепнул казак, и Родион кивнул, хотя, зачем такое вывесили, он мог только догадываться.
Хозяин все это время вел оживленный диалог с приказным, время от времени бросая испуганные, голову можно было дать на отсечение, взгляды на молчавшего Пасюка. А вот на самого Родиона посматривал с любопытством, с хитринкой, оценивающе.
Либо Баян не говорил по-русски, в чем Родион сильно сомневался, ибо глаза у бурята были очень смышленые, поблескивали умом и хваткой. Либо в этом была какая-то непонятная странность. И скорее всего именно второе, ибо чем дальше шел разговор, тем Лифантьев выглядел все более и более озадаченным.
В юрту одна за другой вплыли три девчонки. Первая принесла и поставила на пол большое блюдо вареного мяса, посыпанного какими-то сушеными травами. Вторая тщательно подсунула им под бока подушки, показывая и свое старание, и стройную фигурку, а потом положила у каждого гостя цветные бумазейные полотенца. А третья девчушка тем временем шустро поставила чашки с солью и приправами.
«Да уж, грядет пир силен! Чаем тут не обойдемся, все будет намного круче и с истинно азиатским размахом», – подумал Родион и уже окончательно убедился, что их здесь ждали.
Готовое мясо об этом говорило! Но как, почему, кто предупредил, на это ответа у него пока не было. Но ждали именно сегодня, а не послезавтра, как утверждал сопровождавший их подручный атамана.
Стол, если можно назвать пространство на полу этим словом, все заставлялся и заставлялся едой и питием. Первая была бесхитростной – мясо в различных видах, какая-то молочная снедь и лепешки. О водке и самогоне и речи не было, даже малейшего запаха Родион не ощутил, хотя, как шутили в студенческую бытность, он спиртное за версту мог унюхать. Лишь кисловатый молочный запах перебродившего тарасуна. Но это неудивительно – буряты, как он знал, называют тарасун иден-архи, то есть питательная водка, и употребляют его как квас или простоквашу русские.
Саламата – из ржаной или пшеничной муки, сваренной с жиром и сметаной, не имелось, так же как и затурана – похлебки из муки, кислого молока, воды и всяких остатков – обычной для них пищи. А ведь буряты ее едят в будни, а это окончательно укрепило Родиона в мысли, что их ждали, давно и нетерпеливо.
Но ломать голову над этой загадкой парень не стал, он чувствовал, что рано или поздно ему все объяснят или сам догадается. Иначе просто быть не может. Голод уже полностью вступил в свои права над его телом и желаниями, и Родион отринул из головы все мысли – хозяин убедительно попросил отведать его хлебосольство…
– И чего я здесь торчу головешкой ненужной?!
Ермолаев выругался сквозь зубы и почесал всей пятерней грудь. Вот уже вторую неделю он жил в Иркутске, спешно вызванный из Тунки. Нет, устроили его хорошо, грех жаловаться – в Политотделе 5-й армии, что занимал роскошный «Гранд-отель» в два этажа прямо в центре города, на Амурской улице – в нем раньше размещались эвакуированные из Омска министры колчаковского правительства.
Напротив, наискосок, выставило свои покарябанные пулями и осколками грязные стены здание бывшего Русско-Азиатского банка, бывшее место службы тех самых министров.
Жестокие следы гражданской войны, что бушевала в Иркутске два декабря, семнадцатого и девятнадцатого годов, бросались в глаза повсеместно – половина окон до сих пор была заделана фанерой и досками, так как стекла становились прекрасными мишенями…
