Книга «Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов

– Что это? Никак, сполохи?

– Не-а! – Лифантьев устало потянулся в седле. – Буряты, они налимы и есть, ленивые до ужаса рыбы! На этих тряпицах их ламы начертали молитвы: ветер их полощет, вот молитвы и читает за хозяина, и духов злых отпугивает заодно!

– Да! – только и оставалось протянуть Пасюку, оглядывающему юрты. Именно здесь кипела жизнь – с двух юрт шел дым, сновали девки и бабы в длиннополых халатах, маленький бурятик лет шести задавал коням сено, нося его охапочками, умело орудуя маленькими вилами.

– Ого, такой малой?!

– Они с пяти лет помогают, – знающе пояснил Лифантьев, – пастухами или сено скотине задают. В десять вовсю косит, в двенадцать сбрую сделает, или с кожи сам сошьет, а в четырнадцать полноценный работник. Вот тогда и женят его.

– Дом новый строят?

– Ага. Вообще-то они не любят в старых или ветхих домах жить – махом сносят. Потолки завсегда моют, скребут. Лес-то рядом, и бесплатный. Бери не хочу – тайга ведь кругом. А степь сюда только узким клином проходит. Вот тут он и обосновался, место очень удобное. А вот монголы тайги да гор не любят, им простор нужен.

– Понятно. Потому-то он здесь и обосновался, раз место пустовало. А в Тунке куда дома свои дел? Продал?

– Бросил. После того как я его выпорол, он пить бросил и сюда подался, людей своих, имущество и скотину только взял, а дома бросили. Крестьяне, что победнее, обычно такие дома себе увозят. Так и кружат рядом, когда узнают, что богатый бурят харханай. Ждут, когда закопают хозяина, землицу на тело сверху набросают, сани перевернут да коня рядом оставят. Он, конь-то, становится хуилган, и ни один бурят его не возьмет. А селяне это дело живо пронюхали и таких коней к себе уводят. Да еще сани прихватывают. Потом еще и разобранный дом уволакивают. Чего добру пропадать. Тьфу!

Две огромные косматые рыжие с подпалинами собаки лаяли не переставая, но близко подходить к казакам не осмелились. Умные нохои не сводили глаз с плетей, видно, псинам была хорошо знакома эта штука. Но тут молодая девка цыкнула на собак, и те быстренько убрались за юрту.

– Ну, вроде, хозяину достаточно дали времени для сборов, пора со старым знакомцем пообщаться.

– А может, он на тебя давнюю обиду показывает?

– Так это не обида нам будет, а оскорбление. С ним посыльный атамана заранее переговорил. А мы хоть и гости, но при винтовках и шашках, служивые. А он это понимает.

Лифантьев неторопливо спешился, взял коня под узды, но к бурятским юртам подходить не стал. Пасюк тоже спрыгнул с седла, уже умело, и с вопросом посмотрел на словоохотливого казака. Тот просто пожал широкими плечами в ответ.

– Правду говорят, что Баян где-то в горах на золотую россыпь в ручье нарвался. И намыл много – иначе бы за семь лет такую усадьбу не отгрохал. Тут на него не меньше трех десятков аратов, пастухов, работают – скот-то весь в степи, а это так, при себе на корм держат.

– Что?!

Пасюку поплохело – теперь он понял, что такое «очень богатый бурят». А его хозяйство именно такое впечатление производило.

– В Тунке побогаче тайши есть, у них даже обычные родовичи хонгодоры зажиточней любого казака, – Лифантьев словно прочел его мысли. – Вот здесь и отдохнете три дня, а там казаки подъедут, и отправитесь с конвоем до Даурии. Целых две недели в седле проведете – не шутка тысячу верст отмахать.

– Отдохнем? А ты как же?

– Семен Бобков к вечеру подъедет, меня сменит, если хозяин приветить меня откажется. Чаем напоит, и хорошо – пусть и в обиде он на меня за купание. На чай с молоком, что нужным гостям подают, не очень рассчитываю. Тем более на мясо, что важным гостям или родичам положено…

– А если он такую бяку нам сделает?

– Поедем обратно, только коней напоим – вода в степи общая. А вот закон гостеприимства нарушать нельзя, то уже нашему атаману оскорбление будет! Но вряд ли, это я краски сгущаю. Просто на два дня раньше прибыли, вот они и не подготовились. Андрей Иваныч решил вам побольше отдыха дать, а потому ныне утром и отправил, не стал послезавтра ждать.

Всадники отвели коней в пустой выгон, ослабили подпруги, и ровным шагом пошли к большой юрте, поправив на ходу патронташи на груди и винтовки за спиной, ухватившись ладонями за рукояти шашек.

За эти три недели они с Родионом попали на самый натуральный «КМБ», который им Шубин устроил лично – гонял как сидоровых коз, обучая верховой езде, шашечному бою и долбя мозги обыденными здесь для офицера и казака вещами, начиная от уставов и кончая различными житейскими сложностями.

Так что вчера Пасюк уже подумал, что до поездки в Читу не доживет – сильно болело все тело. Что же говорить о его молодом товарище, который даже после побоев в ЧК выглядел намного лучше. Так что отдых пал на них манной небесной…

На молоденькой степнячке Александр поневоле остановил взгляд – красивая девка, глаза как бездонные колодцы, стройная как березка. Но та почему-то посерела лицом, засунула кулачок в рот, оцепенев от накатившего ужаса, но опомнилась и порскнула за юрту.

– Чего это она?

– Галсан это, «счастье» по-ихнему. Хороша девка, о ней тебе и говорил. Чем-то ты ее напугал?

Тут из-за юрт высыпали бурятки в немалом числе – все принаряженные, и когда они успели, Пасюк так и не понял. Вроде крутились, и бац – на всех мониста богатые, из серебряных монет и украшений, а на одной даже золото поблескивает. Халаты чистые, у пожилой атласный, мехом оторочены. Шапочки с висюльками из серебра и золота, косы тоже украшены, но не у всех – только у девок.

Коня, а то и двух, на украшения одной брачехи купить можно, причем строевиков. А со всех снять – так полувзвод оконить на раз можно – тут оценить было легко, памятуя недавние шубинские уроки. Не бедные у хозяина бабы, хорошо их содержит.

Да, видно, прав Кузьма Лифантьев – золота в своем таинственном ручье Баян немало намыл, оттого монголы их так по-доброму приветили да устроиться на месте помогли…

Родион Артемов

Молодая женщина чертами своего лица походила на гуранку, с изрядной примесью русской крови: и кожей светлая, и волосами, нос прямой. Куда там юной буряточке, что юркнула в юрту от испуга. Девка несмышленая, угловатая, а здесь есть за что подержаться. У Родиона в зобу дыханье сперло от внезапно проснувшегося мужского желания, и он удивленно покосился на Лифантьева, требуя пояснений.

– Вдовица это. Эрдени звать, «драгоценность». Нагулена от наших.

– Как так?

– У них с этим делом просто. Даже пословица есть. Не важно, чей бычок огулял, телочка-то наша!

«А ведь выгорит дело, выгорит! Посмотрела-то на меня как, со значением и обещанием!»

Внутри у Родиона все закипело от страсти, что ударила его по голове и еще одному месту. Он повернулся к Лифантьеву, и тот, поняв, какие мысли обуревают молодого парня, озорно подмигнул: