Книга Замороженный мир - Дмитрий Емец

Сказав это, Рина оглянулась на Иванова, который, явно не слушая ее, смотрел куда-то вперед. Лицо у него было ошалевшее.

– Что случилось? – спросила Рина.

– Там был… – едва выговорил Иванов, облизывая сухие губы. – Ты ведь не подумаешь, что я сошел с ума?

– С точки зрения любого нормального человека, мы оба полные психи, – авторитетно заверила его Рина. – Идем по лесу, ведем крылатого осла, говорим о бессмертии.

– Хорошо. Я видел громадного человека на деревянных ходулях. Одет не то в шубу, не то во что-то такое. Перескочил через тропинку, посмотрел на меня – и скрылся. На голове у него был… горшок!

– Хм, – сказала Рина.

Одним Горшеней не ограничилось. Не прошло и десяти минут, как Иванов вновь застыл стойким оловянным солдатиком.

– Эй! – окликнула Рина, ничего пока не замечавшая. – Что, снова человек на ходулях?

Писатель смотрел поверх леса и задирал голову все выше, пока Рина вообще не перестала видеть его лица, а видела только шею. Ослик Фантом тоже остановился и задрал голову. Под его попоной зашевелились коротенькие крылышки. Над лесом на гиеле летел клоун. Верткий, гнущийся во все стороны. Одежда клоуна была украшена развевающимися лентами, блестками и фольгой. Он то откидывался на шею гиелы, то проскальзывал у нее под животом, то вскакивал на седло коленями, то разворачивался и оказывался задом наперед. Причем это были не просто движения, а нечто органичное. Чувствовалось, что человек этот и мыслит, и живет движением.

Рина смотрела на клоуна как завороженная, однако лишь увидев в руках его шары с сетью, узнала Танцора. Что делал здесь Танцор, да еще в одиночку, было непонятно. Нарушая все неписаные законы, он скользил над лесом, тщательно просматривая сверху изгибы тропинки.

Заметив Рину и ее спутника, Танцор ухмыльнулся и пронесся над ними, вскочив коленями в седле и раскинув руки. По его лицу Рина определила, что он узнал ее. Пеших шныров наездники-берсерки обычно не трогали, но тут что-то подсказало ей, что Танцор сейчас вернется. Кроме того, Рине не понравилось, как его гиела посмотрела на ослика.

Шнеппер был на дне рюкзака. Не пытаясь достать его, Рина потащила Фантома за повод в заросли. Фантом сделал шага четыре и, заупрямившись, остановился. Нарушений маршрута он не приветствовал. Почему кусты? Зачем кусты? С какой такой целью кусты? Не пойду, и все! Почему мы раньше тут не ходили, а сейчас идем? Нет! Наше место будет вон там, на повороте, под той рябинкой. Там мы остановимся и медленно, со вкусом съедим яблочко! А если в яблочке будет червячок, то мы съедим и червячка, ибо это – иа! иа! – чистейший белок.

– Помогите мне! – взмолилась Рина, обращаясь к Иванову.

Писатель сгоряча попытался поднять ослика, но, охнув, схватился за поясницу.

– Кажется, сегодня я напишу сагу про радикулит, – простонал он.

– Не трогайте ослика! Бегите сами!

– Бежать я не могу, но не волнуйся за меня! Я дитя рабочих окраин! У нас ходили район на район. И я выжил, хотя папа у меня был учитель, а мама играла на скрипке, – бормотал писатель.

Рина сообразила задрать ослику морду и показать ему гиелу, которая, плавно разворачиваясь, уже ложилась на обратный курс. При этом Рина и сама не убереглась от контакта с шерстью и гривой ослика – и ощутила вдохновение не менее сильное, чем Иванов.

– Беги, осел несчастный! Твое упрямство гроб тебе отверзло! Уж каплет черный яд! Распахнута могила! О, что же ты стоишь, осел! Беги! – зашипела она на ухо Фантому.

Ослик, усмотрев гиелу, перестал артачиться и торопливо затрюхал в заросли. Взлететь он благоразумно не пытался. Инстинкт подсказывал, что от коротеньких крылышек спасения ждать не следует.

Лес был подмосковный, разношерстный. Красноватые стволами сосны, желтоватые стволами сосны – все красавицы, точно погодки, между ними островками березняк, а внизу сомкнулись молодые клены с листвой такой широкой, что стоит лечь на спину – и ты скрыт от всех, кто тебя ищет. На это свойство леса не раз указывал новичкам Меркурий:

– Что делает. Любой зверь. Когда за ним. Гонятся. Бежит. Потом залегает. И все. Исчез.

Вот и Рина попыталась сделать то же самое. Пробежала немного – и залегла. Ей хотелось уткнуться в землю лицом, но она заставила себя перевернуться. Лежала и смотрела на брюхо гиелы, мелькавшее в ветвях.

Танцор, высматривая ее, летал над лесом кругами. Рину он явно не видел, но носившийся вокруг нее ослик не проявлял достаточной конспирации. Скорее всего, он выдал бы себя шевелением подлеска, но прежде, чем это произошло, какая-то другая гиела вырвалась из леса и атаковала гиелу, на которой сидел Танцор. Клубок из двух сцепившихся гиел покатился по воздуху, не пойми как и когда ухитряясь всплескивать крыльями и не падать. Гиелы верещали, взвизгивали, брызгали мочой и вели себя так, как могут вести только две взбешенные гиелы, мало заботящиеся о том, насколько благородно они выглядят со стороны.

Они пронеслись до лесных вершин, и только здесь клубок расцепился, чудом не врезавшись в деревья. Напавшая гиела скользнула в заросли и скрылась. Густой подлесок мгновенно спрятал ее, однако Рина успела узнать Гавра.

Танцор, усидевший в седле кувыркающейся гиелы лишь благодаря своему удивительному умению, метнул вслед Гавру сеть на шарах, однако, судя по раздраженному крику, не попал. Не успел Танцор сменить сеть на арбалет, а его гиела набрать высоту, как кто-то вновь атаковал ее из леса.

И опять это была гиела, но на сей раз не Гавр, а песочная. Целью песочной гиелы было крыло гиелы Танцора. И цель эта была бы достигнута, а кость крыла раздроблена, не сумей атакованная гиела уклониться от укуса. Зубы песочной гиелы щелкнули вхолостую. Не пытаясь атаковать повторно, она нырнула в лес.

Гиела Танцора – а это был сильный взрослый самец – погналась было за ней, но из лесных вершин навстречу ей уже устремился Гавр. Опасаясь, что гиелы снова сцепятся, и тогда падения не избежать, Танцор ударил свою гиелу электроповодьями и стал уводить ее к Копытово. Гавр и его песочная спутница выныривали из плотной листвы в непредсказуемых местах, пытались укусить гиелу или ее всадника – и сразу скрывались в лесных вершинах. Преследовать их в чаще Танцор не решался: Гавр и песочная гиела явно знали здесь каждое дерево. Любая небольшая лазейка между вершинами, любой зазор в ветвях – и они вновь набрасывались снизу, щелкая зубами.

Гиела Танцора с каждой секундой утрачивала боевой пыл. Несмотря на то что ей приходилось одной биться против двоих да еще считаться с хозяином, жалящим ее уколами электроповодьев, она сразу почувствовала то, в чем пока не разобрались люди. Гавр и песочная гиела были уже не двумя отдельными зверями, а парой. У гиел же, как и у волков, когда самка и самец объединяются, они становятся единой боевой единицей. Вместе сражаются, вместе прогоняют со своего охотничьего участка чужаков. Восемь лап, четыре крыла, две пары отличных зубов – и все это обращено против бедной гиелы с обузой в седле. И гиела Танцора все это прекрасно понимала и потому больше думала сейчас о бегстве, чем о сражении.