Книга Дождь прольется вдруг и другие рассказы - Мишель Фейбер

Когда художники встретились снова, Джун Лабуайе-Сук сообщила им плохую новость: международными электронными переводами банки Теина баловались нечасто, так что, вероятно, придется прождать не менее тридцати шести часов, прежде чем деньги придут. Прокат машин также отсутствовал. Ник Клайн, Джун Лабуайе-Сук и Геррит Планк, вместе взятые, имели достаточно денег для того, чтобы купить всей компании автобусные билеты до Инвернесса и оплатить ночлег в дешевой гостинице, но проблему авиаперелета обратно в Штаты это не решало. Вероятно, деньги из США можно было бы получить быстрее через Инвернесское отделение банка, но Джун, обрадованная тем, что наконец дозвонилась до своего агента, указала в качестве пункта получения Теин, а теперь телефон этого агента, Тины, снова находился в режиме автоответчика. Автоответчик же Гэйл Фреленг по-прежнему вежливо сообщал, что хозяйки нет в офисе, — ситуация по меньшей мере необычная.

Агент Геррита Планка, которому Геррит позвонил сам, отнесся к злоключениям своего клиента философски.

— Бывает, — только и сказал он.

— Раньше я ни о чем подобном не слышал, — возразил Геррит.

— О таких вещах обычно не пишут.

Далее агент предложил Территу, чтобы тот самостоятельно добрался до Глазго, где владелец одной галереи был ему должен три тысячи долларов, что соответствует приблизительно тысяче девятистам фунтам. Галерейщик мог из этих денег либо оплатить Герриту дорогу обратно в США, либо предоставить ему бесплатное жилье, может быть, даже студию. Через три недели сам агент будет в Амстердаме, где ему предстоит подготовить ретроспективу работ Планка. Геррит может сесть на паром и переправиться в Амстердам. Это позволит избежать лишних расходов.

У Фэй Барратт, после того как Дэйвид ее бросил, агента вообще не было, поэтому ей оставалось только уповать на милосердие ближних.

Имелся ли агент у Мортона Краусса, смогло бы разобраться, пожалуй, только правосудие, поскольку в настоящее время они с Кенигсбергом находились в состоянии судебной тяжбы, и встречный иск должен был рассматриваться только в ноябре.

— В общем, как ни посмотри, самое лучшее будет оставаться здесь, пока мой агент не вышлет нам денег, — заявила в конце своей речи Джун Лабуайе-Сук. — Я нашла на окраине города пансион, который предоставит четверым из нас два двухместных номера. Я напишу вам адрес. Хозяйку зовут миссис Макалистер. Она просила нас прийти не позже одиннадцати, потому что ее муж принимает снотворное, действие которого кончается как раз после полуночи. Еще она сказала, что собака у них тоже очень нервная.

— Секундочку, — вмешалась Фэй, — ты сказала «четверым». Это что означает, что один из нас останется на улице?

В мире представлений Фэй всегда присутствовал этот «один», разумеется, самый слабый и беспомощный из всех людей на земле, а именно сама Фэй Барратт. Самая ее известная картина, собственно, так и называлась: «Одна на улице», на ней была изображена мертвая женщина (утопленница?), лежащая в позе эмбриона внутри канализационного колодца.

— Геррит у нас предпочитает обходиться без гостиниц, — объяснила Джун. — А также без долгов. Он купил спальный мешок и хочет сказать нам всем «до свиданья».

— До свиданья! — сказал Геррит и, водрузив на плечи дарующий независимость сверток цвета хаки, направился прочь.

— Даже если действительно понадобятся тридцать шесть часов, чтобы перевести сюда деньги, — продолжила Джун Лабуайе-Сук, — у нас с Ником денег хватит на две ночи в гостинице для всех, так что проблем не будет.

Мортон Краусс был очень доволен, что нашлось решение, к тому же такое экономичное, но от одной мысли о том, что ему придется провести двое суток в городе, который он уже окрестил «Местом, Где Время Остановилось», ему делалось дурно. Решив, что из всех присутствующих Фэй Барратт более других способна его понять, он решил ей пожаловаться, прежде чем все снова разойдутся в разные стороны.

— Невыносимо! — заявил он. — Здесь нет ничего, вообще ничего! Ни тебе ночных клубов, ни пиццерий, ни киношек!

— Здесь не так уж и плохо! — не вполне искренне возразила Фэй. — Очень милое местечко. Воздух чистый. Жители дружелюбные.

— Дружелюбные! — фыркнул Мортон. — Они просто запрограммированы таким образом. По-моему, это тот самый город, про который сняты «Степфордские жены».[7]Роботбург, вот что это такое! Разве это люди — такие зажатые, такие унылые! Вот что я скажу: без уличной культуры Нью-Йорка я могу просто рехнуться — безо всех этих черных, латиносов, банд, гетто-бластеров,[8]парней, мельтешащих вокруг, катающихся на роликах, горланящих песни, орущих, пристающих к тебе…

Фэй мысленно перенеслась в Нью-Йорк, чтобы попытаться вспомнить, как она сама ко всему этому относится, но ее квартира была в Квинсе, к тому же она все равно нечасто выходила из дома, проводя время в основном за мольбертом или перед телевизором.

— Да не выдумывай, Мортон, — возразила она. — Могу поспорить, что сам ты таким образом не развлекаешься, просто стоишь и наблюдаешь.

— Посмотри правде в глаза, зайка! — возмутился Мортон. — Там, где я живу, белый парень не может позволить себе роскошь просто стоять и глазеть по сторонам. Или пошевеливайся, или ты пропал!

— Звучит здорово.

— Да мне наплевать, хорошо это или плохо! Мне это нужно для работы. Я испытываю вдохновение от напряжения жизни!

— Ну раз нынешняя ситуация тебя так напрягает, — заметила Фэй, — то давай, твори!

После этой беседы Мортон окончательно убедился, что у него нет союзников. Он был один-одинешенек, на краю света, среди чуждых ему по духу людей. Надо срочно попробовать еще разок позвонить Чарльзу.

В пять часов, как только на Теин упали долгие светлые сумерки, город затих. Только пестрые ватаги подростков терлись около точек быстрого питания, над ними витали сигаретный дым и непрерывная ругань. Они жаловались, собственно говоря, на те же самые обстоятельства, которые раздражали Мортона Краусса, только с шотландским акцентом.

— Делать-то здесь совсем не хрена, — говорили они.

А еще:

— Жду не дождусь, когда свалю из этой долбаной дыры!

И наконец:

— В Дингуолле-то, говорят, скоро «Бургер кинг» откроют!

Вдалеке, у них за спиной, поверхность Дорнохского залива отливала золотом, и сотни морских птиц вились над коньками древних крыш. Джун и Фэй стояли на окраине города, издали взирая на заброшенное кладбище. Они как на ладони видели Ника Клайна, хотя их от него отделяли несколько сотен ярдов; чистый воздух и девственный пейзаж, казалось, приближали далекие предметы, словно обратная перспектива в росписях средневекового алтаря.