Книга Резервисты - Егор Лосев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другие не выдерживали дисциплины, жестких рамок, девок-инструкторов, давали в морду сержанту или товарищу по несчастью. Этим путь назад оставался открытым для второй попытки, но после тюрьмы или губы.
У третьих внутри ломался какой-то стержень, они становились мягкие словно пластилин, в них исчезали задор и злость, а в глазах стояло равнодушие ко всему. Эти косили, придумывали болячки, а иногда и стрелялись. В первом взводе один попытался, не всерьез, для понта, ствол в рот засунул, но начальству хватило.
И первых, и вторых, и третьих были единицы, большинство молча тянули лямку, привыкая к службе.
Психолог — легендарный КАБАН,[28]вообще тема отдельная. Легендарный потому, что ходит о нем множество историй и анекдотов, как правдивых, так и выдуманных. Смысл у всех один, от армии закосить. КАБАН, он все равно что стоп-кран в поезде: дернул и сошел. Правда, неизвестно, как потом повернется и где этот стоп-кран всплывет. Могут на хорошую работу не взять или водительские права отобрать, а как же, раз ступил на тернистый путь «психа», будь готов.
Так сломался закадычный Данькин дружок Сашка, призвавшийся на полгода раньше. Выдержал он всего полторы недели, потом заявил, что застрелится. Получив долгожданный белый билет, он сидел в пабе и запивал пивом рассказы об армейских ужасах. Данька тогда зарекся, что к КАБАНу он ни при каких обстоятельствах не подойдет.
Вторую ручку злосчастного патронного ящика волок Каркуша. С его ростом под метр девяносто переть ящик было явно тяжелее.
Каркуша интеллигент. Матом не ругается, анекдоты все про Эйнштейна или там про Толстого, словечки умные знает… грузина Джорджика «эксгибиционистом» обозвал, за то, что тот по вечерам с голым торсом разгуливает, мускулатурой хвастается. Джорджик сперва обиделся, даже обещал по возвращении домой морду набить. А потом ему не до того стало, оказалось, что он на гражданке всю шерсть сбрил, для красоты, а тут красотой не очень-то займешься, вот и стал Джорджик щетиной покрываться, кончился «эксгибиционизм».
Под бетонные навесы дождь почти не залетал. Гулкое эхо металось по холмам.
Тоскливо мокли на насыпи наблюдатели. Отделения по очереди ложились на бетон, выкрикивали команды, повторяя за командирами. Выстрелы напоминали удары молотком по листу железа. Размокшие мишени, распятые на колючке, безропотно принимали пули, шлепавшие в земляной вал позади.
Отстреляв положенное, Данька попросил Каркушу посторожить «Галиль» и отпросился у Китаянки по малой нужде. Та в ответ озадачила приказом не отходить далеко.
«Вот она, глупая интеллигентская натура, — думал Данька, осторожно слезая в глинистый кювет. — Поссать на виду не можешь! И кого стесняться-то, баб этих…»
На дне выступал из бурой жижи край бетонной трубы, на нем Данька и примостился, чтобы сделать свое дело.
Дождевые капли взбивали грязь вокруг, размеренно бабахали выстрелы наверху.
Закончив, Данька попытался вылезти. Ботинки соскальзывали и разъезжались, кустик, за который он ухватился, остался в кулаке.
Минут десять Данька безуспешно буксовал, весь перемазавшись грязью. Оставалось слезть в воду и топать по чертовой канаве до места, где края окажутся пониже, но на это Данька не решился, уж очень непривлекательно выглядела бурая жижа. Звать на помощь ему показалось как-то несолидно, и он, сжав зубы, упрямо карабкался вверх, помогая себе прикладом, пока не выдохся.
Через некоторое время над канавой возникло удивленное Каркушино лицо:
— Ты че, Степашка, уснул?
Невозмутимо переждав поток бессвязной ругани, Каркуша почесал оранжевую от грязи щеку:
— Ты это… Степан, не нервничай… побудь тут пока, а я Филю позову.
Совместными усилиями Даньку извлекли и кое-как почистили. Мероприятие продолжалось. Походы на стрельбища задумывались так, чтобы организовать и дневную стрельбу, и ночную. В этот раз дождь спутал карты. Еще не все отстрелялись при дневном свете, а небо уже заволокло густыми тучами, стало стремительно темнеть.
А главное, дождь превратился в ливень. Мишени размокали до того, как в них попадали. Наблюдатели ни черта не видели. Ротный, покумекав со взводными, решил закругляться. К тому времени стемнело окончательно.
Какой-то «вояка», заслоненный стопкой мишеней, задремал, обняв два «Галиля»: свой и «того парня», полученный от кого-то из командиров. Полчаса рота, не досчитавшаяся бойца и двух стволов, рыла носом раскисшую красную землю. Наконец подсевший луч сержантского фонарика осветил посапывающую «пропажу», обнимающую свой арсенал. Вопли сержанта заглушили даже раскаты грома.
По дороге обратно виновник носился вокруг ротной колонны и считал круги.
— Еще лей! Боком вертайся! — командовал Филя, направляя шланг. Данька изворачивался под струей, подставляя филейные части тела. Другого средства отмыть грязь со штанов не существовало, а идти в таком виде на ужин, пред ясны очи прапора, лучше сразу застрелиться.
Штаны эти, синего почему-то цвета, казалось, долго и вдумчиво изобретал какой-то юморист. Нет, грели они исправно и воду не пропускали, да и карманов на них была нашита прорва, вот только размер у всех штанов был один, на борца сумо средней категории. А самое пикантное заключалось в том, что никаких петелек для ремня на штанах не имелось. Зато имелись три маленьких железных колечка, пришитые по бокам и сзади.
Озадаченные новобранцы вертели непонятный предмет гардероба и так и эдак. Самые догадливые подтянули до подмышек и перехватили брючным ремнем. В результате штаны из-под ремня выбивались и спадали в самый неподходящий момент. Потом кто-то добыл моток веревки, и бойцы попытались укрепить штаны веревкой, что в общем-то успеха не имело. В конце концов Даньку осенило, и он повесил штаны на оружейный ремень, прицепив карабины к колечкам и перекинув ремень через плечо. Ремень был куплен на свои кровные перед призывом, по совету одноклассника. Оружие теперь пришлось носить на казенном ремешке, узком и неудобном, но съесть рыбку и сесть в лодочку, как гласит известная истина, в жизни удается крайне редко.
После штанов пришла очередь оружия. «Галили» почистили и сдали сразу по возвращении, а с «М-16» Данька не церемонился, обыкновенный душ в этом случае самое лучшее средство.
А потом разобрать, протереть, смазать, и будет как новенькая. Иначе запаришься песок и грязь выковыривать, хотя если инструкторша заметит, порвет как Тузик тряпку.
Взвод, нажравшийся хлеба с творогом, четко повернулся и зашлепал на развод караула.
Вообще, кормили отвратительно, а главное, мало. Не так чтоб ноги протянуть, но чувство голода присутствовало постоянно. Спасали наряды на кухню. А на кухне спасали бездонные карманы загадочных синих штанов. Главный навар добывался во фруктово-овощной кладовой. Пацаны распихивали по карманам бананы с яблоками, и потом гуляй, душа.