Книга Коктейль "Торпедный сок" - Тим Дорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я еще не разобрался в семейной жизни окончательно, хотя кое-что усвоил. «Ничего» на самом деле значит «много». Если на самом деле ничего не произошло, она расскажет тебе все, будет тявкать, тявкать и тявкать о какой-нибудь ерунде, в то время как ты пытаешься посмотреть документальный фильм о царе Николае. Наконец я говорю – очень ласково: «Милая, понимаешь, я ждал этой передачи целую неделю…» И вдруг Николай оказывается важнее, чем она. Как полный идиот, я вынужден признать, что да – понятное дело, Россия, царская династия, поворотный пункт во всемирной истории. Как я ни пытался вылезти из этой дыры, сверху валилось еще больше грязи.
Я позвонил своему женатому другу из Уэст-Палм-Бич и спросил, что за фигня происходит, а он ответил: «Ты что, дурак?» Оказывается, я должен выбирать полотенца вместе с Молли. Так строятся семейные отношения. Я ведь этого не знал!
Отправляюсь с ней в универмаг, и она снова довольна. Ходим по разным отделам, и очень скоро я готов отрезать себе голову. Если я хочу купить полотенце, то иду в магазин, беру это долбаное полотенце и покупаю! Потом им вытираюсь. Все, финиталя комедия. Оказывается, выбор полотенец с супругой превращается в интроспективное дамское кино с Хол-ли Хантер, которое длится три часа, но ничего не происходит. Молли тычет мне в нос полотенца и спрашивает, нравятся ли они мне, а я нетерпеливо киваю и смотрю на часы. «Идеально. Прелесть. Пошли». А она: «Тебе не нравится. Я вижу» – и берет другие. «Очень мило. Очаровательно». «Нет, ты только так говоришь». Через двадцать штук она наконец выбирает те, что показывала самыми первыми. Мы идем к кассе и – вы представляете, маленькое полотенце для рук в наборе стоит девять долларов! Я говорю: «Еханый бабай! Да в некоторых странах за девять баксов минет сделают!» Очевидно, она хотела услышать другое. Я что, телепат?
Двадцать четыре часа в сутки я хожу по минному полю. Например, каждый раз, когда у меня одежда забрызгана кровью, автоматически начинаются расспросы. Про друзей вообще молчу. Это еще один камень преткновения. Мне нельзя иметь приятелей. Они плохо на меня влияют. И она терпеть не может Коулмэна. Не хочет, чтобы он ко мне заходил. Я говорю, он мой лучший друг. Молли отвечает, что изо всех сил пытается поддерживать чистоту в доме и не допустит, чтобы Коулмэна повсюду рвало. Я объясняю, он такой и его не изменишь. Каждый раз, когда Коулмэн приходит в гости, она отзывает меня в сторону и спрашивает: «Что он делает?» А я говорю: «Принимает наркотики». Оказалось, это риторический вопрос! Еще один мяч с закруткой.
И самое главное: мне позволено иметь пару-тройку друзей, Но они должны быть женаты на ее подругах. После скандала с полотенцами мы ходили на ужин к главному библиотекарю, где я познакомился со своими новыми приятелями, одобренными и сертифицированными. Напоминает насильственный брак в Непале. Ребята в трикотажных клетчатых жилетках – Джеффри, Рональд, Нед. Я говорю себе: «Не спеши судить о людях превратно». Женщины на кухне, а мы стоим у барбекю со стаканами чая и смеемся, а потом идем в гараж и смотрим всякие инструменты и клюшки для гольфа. Я подыхаю от скуки, пока не соображаю: стоп, у нас же есть все ингредиенты для самодельных бомб!
В травмпункте у всех зашкалили эмоции, и выяснилось, что это я оказываю дурное влияние. Я говорю жене: видишь, я с самого начала не хотел общаться с этими дохляками… Вот почему я пишу это на диване у Коулмэна. Я еще надеюсь найти волшебный ключик от семейного счастья.
Спокойной ночки!
Утреннее небо обещало дождь. Местные рыбаки остались дома, а приезжие все равно спустили на воду взятые напрокат лодки с целыми наборами торчащих, как антенны, удочек. В ярко-желтых или оранжевых непромокаемых плащах они упорно боролись с волной в проливе Боуги, и их мореходные умения сулили несомненную работу спасателям. Сегодня погода была не такой уж плохой, но туристы имеют обыкновение плавать даже под штормовым флагом. Отпуск – это свято.
Два человека смотрели на прыгающие по волнам лодки из окна дома-ранчо на берегу Биг-Пайн-Ки. Этот особняк был одним из старых, построенных еще до того, как из-за наводнений всех обязали возводить дома на сваях. Улицы на этой стороне острова носили романтические названия: Олеандровая, Гибискусовая, Платановая. Передний двор был усыпан мелкой бурой галькой, потому что пресной воды для поливки газонов не хватало. У гальки обнаружилось еще одно полезное свойство: всегда было слышно, как кто-то подъезжает. Посреди двора лежало главное украшение – бутафорекий корабельный якорь девятнадцатого века. По нему объясняли дорогу гостям: «Просто ищите якорь». Это было большое, трехсотфунтовое чудище с поддельной патиной, разряженное в рыболовецкие сети и унизанное цветными поплавками от ловушек для крабов. Вокруг этого морского кича росли клумбы веселых лиловых и розовых цветочков, которые только что раскрылись, не подозревая, что ночью их сжуют карликовые олени. Над номером дома красовался небесно-голубой морской конек. Чуть выше по улице стоял темный седан.
Двое смотревших на лодки сидели за кухонным столом. Они приехали сюда задолго до рассвета. Периоды интенсивных разговоров перемежались неловкой тишиной. Сейчас выдался один из тихих моментов.
Стол был стеклянный, в круглой белой металлической раме. Такие покупают для уличных беседок. На нем стояли две кофейные чашки и бутылка виски. Лежала пара темных очков.
– Мне нужен валиум, – сказала Анна.
– Притормози.
– Дашь или нет?
Мужчина открыл бумажник и достал оттуда таблетку. Анна забросила ее в рот и запила содержимым кофейной чашки.
– Все образуется, – заверил ее мужчина.
– Теперь мне еще хуже.
Мужчина прикрыл ее руку, лежащую посреди стола, своей.
– Все кончилось. Теперь ты в безопасности. Время лечит.
– Мы можем загреметь в тюрьму, и нас казнят.
– Нас не поймают. Если никто ничего не скажет. Ты ведь не сделаешь этого, правда?
– Я знала, что не смогу убить человека, – сказала Анна.
– Тогда зачем мы туда пришли?
– Боже, ты прострелил ему глаза!
– Я просто целился в голову.
Желудок Анны сжался в спазме.
– У меня опять приступ паники.
– Валиум пока не начал действовать. Она налила себе еще виски.
– Ты добьешься, что тебя затошнит.
– Меня уже тошнит! – Она повертела очки на столе. Ее глаза покраснели.
Анна выглянула из заднего окна на веранду. Ноздри раздулись от слабого запаха серных палочек, которые бросили в бак от комаров. Мужчина снова взял ее за руку. По стеклу заструились капли дождя.
Она высвободила руку.
– Зачем ты вырвал у меня пистолет? Почему ты его пристрелил?
– Потому что ты этого не сделала.
– Я передумала. Ты слышал, что он сказал о моем брате? Какой-то бред… Ты застрелил его до того, как он…