Книга В России жить не запретишь - Сергей Донской

Автоматы уцелевших затрещали наперебой, точно насмерть перепуганные сороки. Ствол, за которым лежал Бондарь, превратился в подобие тамтама, из которого выбивались тревожные ритмы. Казалось, шальные пули заполнили все пространство, подобно свирепым металлическим пчелам, мечтающим лишь о том, как бы укусить побольнее. Насмерть.

– А! – вскрикнул Бондарь. И еще разок, уже тише, протяжней, жалобней: – А-а, с-суки…

После чего умолк. Чеченцы, купившись на эту нехитрую уловку, выломились из зарослей всей гурьбой: четверо слева, шестеро справа. Мало их учила война. Что ж, последний, самый главный урок взялся преподнести им целый и невредимый Бондарь, переключивший «калашников» на стрельбу очередями. Тела боевиков затряслись, как в общем припадке падучей. Они что-то орали, нелепо подпрыгивая, кружась на месте, цепляясь друг за друга. Они еще надеялись выжить, хотя, по существу, были мертвы. Ствол автомата двигался из стороны в сторону по горизонтали, пресекая любые попытки преследователей повернуть обратно или открыть ответный огонь. Не полагаясь на одни только пули, Бондарь метнул влево и вправо по гранате, а сам приник к земле, пережидая близкие взрывы. Ухнуло почти одновременно, да еще как ухнуло! Пока по лесу гуляло эхо и осыпалась, шурша листвой, земля, Бондарь отшвырнул автомат с пустым магазином и выхватил пистолет с заряженной под завязку обоймой, но в этом уже не было необходимости. Живая сила противника превратилась в мертвую.

Опасность миновала. Чтобы возникнуть в следующий раз неведомо где, неведомо когда.

* * *

– В жизни ничего подобного не видела, – сказала Алиса.

Взгляд у нее был пустой, а голос безжизненный. Она стояла позади Бондаря в наброшенной на плечи рубахе и, глядя на распростертые повсюду трупы, качала головой. Незакатанные рукава рубахи свисали чуть ли не до колен, придавая девушке сходство с печальным Пьеро, но, вместо того чтобы пожалеть ее, Бондарь грозно нахмурился:

– Это еще что за новости? Ты почему здесь?

– На всякий случай, – ответила Алиса. – А вдруг бы тебе понадобилась помощь.

– Чем же ты мне собиралась помочь, хотел бы я знать? И где твой автомат, боец Сундукова?

– Я больше не Сундукова. А автомат пришлось бросить. Тяжелый.

– Что же мне теперь с тобой делать? – осведомился Бондарь. Тон его по-прежнему оставался грозным, хотя в глазах плясали веселые огоньки, которых понурившаяся Алиса видеть не могла.

– Не знаю, – тихо сказала она, по-детски шмыгнув носом.

– А кто знает?

– Тоже не знаю. – Немного поразмыслив, Алиса предположила: – Автоматы можно новые набрать. Сколько угодно.

Бондарь издал смешок, замаскированный под кашель.

– Чтобы ты их потом опять бросала где попало?

– Я больше не буду.

Это прозвучало настолько по-детски, что изображать гнев дальше стало невозможно.

– Ладно, прощаю, – проворчал Бондарь. – Только застегнись, в конце концов. У меня твой стриптиз вот где сидит. – Он провел ребром ладони по горлу.

Беспрекословно выполнив приказ, Алиса переступила с ноги на ногу.

– Оружие собирать? – спросила она.

Бондарь отрицательно повел подбородком:

– Обойдемся без трофейных автоматов.

– Разве мы уже выбрались из Чечни?

– Нет, но если будем продолжать в том же духе, то не выберемся, – заверил спутницу Бондарь. – Ни с автоматами, ни с минометами. Дальше надо идти тихо-тихо. Ночные переходы, дневные лежки.

– Почему? – встрепенулась Алиса. – Я же видела, как ты стреляешь. Может, лучше пробиваться с боем?

– Знаешь, на сколько километров разносится в горах шум пальбы? – Бондарь покачал головой. – Нет уж, хорошего понемножку. Скоро тут и так все три заинтересованных стороны соберутся.

– Чеченцы раз. – Алиса загнула палец. – Русские два. – Она загнула второй палец. – А кто третья сторона?

– Дикие звери, которые придут сюда попировать.

Глаза Алисы округлились:

– Послушай, а крысы не разбежались? – спросила она, опасливо озираясь по сторонам.

– Какие крысы? – удивился Бондарь.

– Те самые, из мешка. Ну, которых чеченцы специально морят голодом.

– А, эти… Ими индийцы любили пленников запугивать.

– Не поняла. – На лбу Алисы появилось сразу несколько горизонтальных морщин. – При чем тут индийцы? Ты говоришь о наемниках?

– Я говорю о сикхах, воевавших с англичанами в восемнадцатом веке, – пояснил Бондарь.

– Какого черта?

– Им, видишь ли, независимости захотелось. Они национально-освободительную борьбу вели. С британскими колонизатарами.

– Какого черта ты соврал мне про крыс? – спросила Алиса безжизненным голосом вокзального репродуктора. – У меня чуть сердце из груди не выскочило.

– В следующий раз держи свою грудь под одеждой, и все будет в порядке. – Лицо Бондаря окаменело, сделавшись непроницаемым. – Тоже мне, натуралистка выискалась. Юная.

– Да ты прямо сфинкс какой-то, а не человек, – протянула Алиса. – Бесчувственный чурбан, причем не очень отесанный.

Она прощально помахала рукой и зашагала прочь, продолжая бормотать под нос.

– Нет уж, с меня хватит. Я как последняя дура вокруг него увиваюсь, а он: натуралистка. Сам натуралист, причем не очень юный. И ладно. Чао, бамбино, сорри.

– Стой! – рыкнул Бондарь.

– Женой своей командуй!

Алиса уходила все дальше и дальше, прямая, как цирковая гимнастка, приготовившаяся исполнить смертельный номер.

– Стой, – повторил Бондарь, нагоняя ее в три размашистых прыжка.

– В чем дело?

– А ты не знаешь?

– Понятия не имею, – отрезала Алиса.

– Тогда…

– Что?

Не произнеся ни слова, Бондарь сгреб девушку в охапку, притянул к себе, вынуждая ее встать на цыпочки…

И неожиданно наградил ее самым долгим поцелуем, на какой был способен.

Неожиданно не столько для Алисы, сколько для самого себя.

Глава 19За горами, за долами

Поздним вечером, когда Ростов-на-Дону начал погружаться в потемки, генерал Воротюк сидел за письменным столом в своем кабинете и тупо смотрел на светящийся экран монитора. Его лицо было окрашено не в столь интенсивный свекольный цвет, как обычно, нос уныло обвис под тяжестью очков, которые генерал носить не привык, поскольку напрягать подслеповатые глаза ему приходилось не часто. Все, что ему было нужно, он знал и так, а чего не знал, то ему всегда были готовы подсказать. Напялив очки, он сразу потерял всю свою генеральскую значимость, зато почувствовал вдруг собственную уязвимость. Это было очень неприятно. Как будто с Воротюка сорвали лампасы вместе со штанами и выставили его в таком непотребном виде на всеобщее обозрение. Убеждая себя, что это не так, он теребил эластичные подтяжки и машинально оглаживал ляжки, обтянутые зелено-оливковым сукном. Брюки были на месте и сидели прекрасно. В отличие от встревоженной генеральской души. На экране, приковавшем взор Воротюка, белела текстовая страница, озаглавленная просто и со вкусом: «Автотехническое обеспечение при подготовке к операции». Вот уже в пятый раз генерал пытался вникнуть в смысл написанного, но снова и снова был вынужден перечитывать строки, четко набранные черным по белому: