Книга В России жить не запретишь - Сергей Донской

При подготовке к намеченной операции автомобильной службе округа необходимо решить следующие задачи:

1) Доукомплектование автомобильной техникой соединений и частей СКВО в группировке войск за счет перераспределения техники из частей, задействованных в группировку.

2) Для проведения технического обслуживания и ремонта автомобильной техники группировки необходимо развернуть сводные ремонтные роты в городах Владикавказ, Прохладный, Моздок и Грозный (аэропорт Северный)…

– Филькина грамота какая-то, – пожаловался Воротюк пустоте. – Мозги свихнуть можно. И кому это теперь нужно? Кто эту хренотень утверждать будет?

Все вопросы начальника штаба остались без ответа. Надо понимать, утверждать хренотень было действительно некому. Он горестно вздохнул, прокручивая электронный документ на экране. Перед глазами мелькали строчки, абзацы, графики, таблицы. Плоды титанического труда руководящего состава штаба. Загнившие на корню плоды. Честолюбивые прожекты, обратившиеся в пшик, в ничто. Еще недавно каждый пункт широкомасштабной операции сулил Воротюку сплошные пироги и пышки в виде множественных финансовых отчислений на его личные банковские счета. Теперь операция накрылась медным тазом, а многомиллионная прибыль гикнулась из-за досадной оплошности заместителя. Под угрозой оказалось не только будущее, но и настоящее, казавшееся таким стабильным, таким обеспеченным. Теребя подтяжки, Воротюк попытался принять классическую позу американского шерифа, но ноги на стол забросить не получилось – помешал живот. Пришлось просто откинуться на спинку кресла, лениво покручиваясь из стороны в сторону. По своему боевому и численному составу Северо-Кавказский военный округ, раскинувшийся на территории целой чертовой дюжины субъектов Федерации, был одним из самых значимых в России. Военнослужащих здесь насчитывалось свыше ста тысяч, не говоря уже о колоссальной материально-технической базе, требующей постоянных денежных вливаний. Система «откатов», отработанная начальником штаба и его заместителем, работала как часы. Они отщипывали от государственного бюджета сущие крохи, которые не бросались в глаза наверху, но внизу эти крохи постепенно превращались в весьма кругленькие суммы, разрастаясь, подобно снежному кому. Подобно навозному шару, перекатываемому неутомимыми жуками-скарабеями. Вне всякого сомнения, Воротюк был бы возмущен до глубины души, если бы кому-то вздумалось сравнить его с навозным жуком. Всю грязную работу выполняли мелкие сошки. Что касается участия Воротюка, то он просто ставил свои резолюции на соответствующих документах. Основная ответственность ложилась при этом на заместителей, подписывавших платежные ведомости.

Беспроигрышный вариант. Скажем, сливочного масла в округе закупалось на семь процентов выше нормативного количества, а картофеля и овощей – на семь процентов меньше, что в конечном итоге позволяло всем заинтересованным лицам включать в свой рацион уже не мерзлую картошку с прогорклым маслом, а гораздо более калорийные и качественные продукты. То же самое происходило при закупке грузинских горюче-смазочных материалов, которые в России обошлись бы на четверть суммы дешевле. Или взять приятный процесс списания боевой техники, тоже проводившийся на сугубо коммерческой основе. Например, при подрыве бронетранспортера на фугасе можно было «замутить» такое количество имущества, которое не умещалось в пятитонном самосвале. Казалось бы: не ерепенься, служи отечеству, благодарно принимай любую пору года, отращивай брюшко и благородные седины. Но Воротюку надоело работать по мелочам. Запланированная военная операция в Чечне должна была стать последней и самой блестящей в его карьере. Сколько дум было передумано, сколько бессонных ночей проведено за тщательнейшей разработкой финансовых схем, подбором надежных кадров, просчитыванием оптимальных объемов прибыли, способов ее перераспределения. В результате план операции превратился в мину замедленного действия, в пороховую бочку под задом Воротюка. Опаршивело русское офицерство, растеряло представления о чести, о взаимовыручке, о долге, наконец. Нашкодил – и в гроб, а ты тут за него отдувайся, выкручивайся.

– Не по понятиям ты поступил, Павлуша, ох не по понятиям, – прошептал Воротюк, ерзая в кресле и тоскуя о том, что не он лично разрядил наградной золотой пистолет в безмозглую голову Конягина.

Водка и кабанья охота – вот что погубило этого талантливого, в общем-то, офицера, не лишенного коммерческой хватки. Ему бы жить и жить, полезного опыта под руководством Воротюка набираясь, а он пулю себе в висок пустил. Одно слово: мудак. Таких в разведку не берут, добрым словом не поминают. И нет им прощения от боевых товарищей, сурово заключил Воротюк. Весть о самоубийстве его заместителя уже разнеслась по всем средствам массовой информации, суля многочисленные проверки, инспекции, комиссии. Да и личный доклад министру обороны не за горами. Можно ли в такой нервной обстановке продолжать начатое? Конечно же, нет. Тем более что не исключена утечка секретной информации, несмотря на то, что своевременное вмешательство Воротюка предотвратило полную катастрофу. Отпуск, конечно, пошел коту под хвост, но что же тут поделаешь, если начальник штаба военного округа ни на кого положиться не может, все должен делать сам. Ввинтив палец в ушную раковину, Воротюк уставился на личный «ПМ» с золотым гербом и спусковым механизмом. Точно такой же, как у Конягина… Но когда и как рука успела достать пистолет из ящика стола?

– Не вешать нос, альдебараны! – приказал себе Воротюк. – Задача теперь одна, святая задача. Уцелеть. Во что бы то ни стало уцелеть. Чтобы и грудь в крестах, и голова не в кустах.

Прочистив второе ухо, Воротюк спрятал пистолет и попытался успокоиться. Поводы для тревоги, конечно, есть, но паниковать не стоит. Как поется в одной хорошей песне: «Помирать нам рановато». Конягин со своим длинным языком и проспиртованным мозгом лежит в морге. Если он и способен давать какие-либо показания, то лишь на страшном суде, а военная прокуратура привыкла руководствоваться иными фактами, сугубо земного свойства. Ушлого капитана Бондаря, заполучившего в Чечне не только похищенный компьютер, но и безымянную хакершу, больше нет. По утверждению полковника, командовавшего вертолетным звеном, его, болезного, смешали с овечьим дерьмом, и, что приятно, вылет всегда можно преподнести под соусом военной операции, направленной против международной террористической группировки.

– Какие ко мне могут быть презумпции? – спросил Воротюк у выпуклой морды монитора. – Никаких презумпций, – ответил он сам себе. – Через месяц-другой шум уляжется, вонь развеется, все войдет в наезженную колею. И тогда домкратов меч не будет нависать над моей головой.

Гадая, как правильно называется этот чертов меч: домкратов или как-то еще, начальник штаба выключил компьютер и стал набирать номер домашнего телефона. Ему почему-то захотелось скушать на ужин настоящий домашний пирог, с пылу с жару. О чем и было объявлено взявшей трубку супруге. После чего, оставив все свои тревоги и сомнения в служебном кабинете, генерал Воротюк отправился домой, и выражение его лица было полно достоинства, как у человека, с честью носящего свою фамилию.

* * *

– Дядя в гневе, – сказал Ильяс по-чеченски. Мобильный телефон, по которому он только что разговаривал с Русланом Гелхаевым, был предусмотрительно отодвинут подальше. Как будто это была коробочка, наполненная скорпионами.