Книга Двужильная Россия - Даниил Владимирович Фибих

привык к этой мысли. Грустной и горькой будет моя поездка в Москву – если поеду.

20 марта

В нашей 53–й остались всего две дивизии. Остальные переданы 1-й Ударной. Их, как мяч, перебрасывают между двумя этими армиями. Наши дивизии перешли к обороне. Осталось по 20–30 штыков. В дивизии! Если мы воюем бездарно, то и немцы недалеко от нас ушли. Они могли бы легко прорвать наш фронт, голыми руками взять штаб дивизий, а то и армий. Или и у них нет сил?

По-видимому, главная задача все же падает на соседние соединения. До сих пор не введены в дело сталинградские армии. План командования для меня неясен. Что-то намечалось важное – недаром здесь Жуков. Но наступать такими силами? 53-я обескровлена. То же говорят и о 1-й Ударной.

Карлов представил к награде Смирнова, Губарева, Цитрона, Бахшиева, Денисюка, Лиду и Катю. Последнюю – к денежной награде. Военсовет всем отказал, кроме Бахшиева и Денисюка. Первому – медаль «За боевые заслуги», второму – «За отвагу». Фитиль военачальнику.

Златопольский, неизвестно почему, все хлопочет о медали для меня. Говорил на эту тему вторично с Гороховым и со Шмелевым. По секрету сообщил мне, что обещали «не забыть». Горохов подробно расспрашивал о моей работе.

Очевидно, дни Карлова сочтены. Редактором намечается Златопольский. Вопрос в том, отпустит ли его непосредственное начальство. Боюсь, что нет. А если бы произошла смена кабинета, легче стало бы и работать, и жить. Златопольский – типичный газетчик; киевский журналист, окончил Академию авиационных инженеров. Наша убогая газетка при нем стала бы совершенно иной.

Уехал в Москву в командировку Смирнов. Всучил ему маленькую посылку: сливочное масло, немного сахару, пачка табаку. Хорошо, что хоть это взял.

Когда же конец всему этому? Когда можно будет забыть о ежеутренней охоте на вшей, когда я вновь усядусь за свой письменный стол и примусь писать настоящую вещь? Когда кончится звериная, лесная жизнь в темных серых норах, где под ногой хлюпает вода? Когда глаза не будут больше видеть лишь выгоревшие дотла деревни и валяющиеся на снегу трупы?

Когда? Когда?

22 марта

Переезжаем на новое место, очевидно, на новый фронт. Куда? Конечно, никто толком не знает. Слухи, догадки, предположения. Пока известно только, что едем машинами до ст. Пено, там грузимся в вагоны. 53-я, от которой остался только штаб да политотдел, уходит на переформирование. Я это предвидел.

Все рады. Впереди – отдых в тылу. Да и жизнь в лесных болотах всем надоела. Через недели две здесь будет ужасно. До чего ж опротивел северо-запад! Видимо, мы сюда не вернемся. Куда теперь меня швырнет изменчивая военная судьба?

Единственно, о чем жалею, это о том, что Карлов уцелел. Ему повезло. Если Горохов уйдет (а такие слухи есть), то Карлов снова будет в седле.

Самое главное – отдых, отдых! Сумею поработать и для себя. Как хорошо, что Берта задержалась. Говорят, госпиталь Милославского передан 1-й Ударной. Мы с женой могли оказаться в разных концах России.

25 марта

Сижу в поселке Пено. Доносятся гудки паровозов, кудахтанье кур, петушиные голоса. Тыл! Другая жизнь, по которой мы все истосковались. Мы наслаждаемся после жизни в мокрых темных землянках, откуда приходилось вычерпывать по 40, по 60 ведер воды, настоящими светлыми теплыми комнатами, где остановились. Приветливые хозяйки, ребятишки, кипящий самовар на столе. Человеческая жизнь. Под окнами дома Волга, еще неширокая, искрящаяся под солнцем. Местами на ней белеет лед. Ждем погрузки в эшелон. Когда? Может быть, сегодня ночью, может – завтра.

До сих пор неизвестно, куда и зачем мы едем. Всякие предположения. Очевидно, будем проезжать Москву. Все волнуются, особенно те, у кого там семьи, – отпустят ли нас побывать дома. Мало вероятности. Говорят, что едем в Среднюю Азию, в Казахстан. Наиболее увлекающиеся мечтают об Иране. Одно очевидно – на северо-запад мы в ближайшее время не вернемся.

До Пено мы ехали на своих машинах, колонной – около двухсот километров покрыли. Ехали сутки. Выехали 22-го, поздно вечером. Дорога приличная. В последний момент перед отъездом редакция была взбудоражена сенсацией: Горохов (сам Горохов, независимо от редактора) представил меня к правительственной награде. Очевидно, медаль.

Вещи уже были сложены, мы сидели в одной из землянок, когда вошел Цитрон и сказал:

– Интересный нюанс. – И ко мне, протягивая руку: – Ну, поздравляю.

Выяснилось, что только что ему сообщили об этом работники политотдела. Я долгое время не верил, но поздравления сыпались со всех сторон. В искренности их приходилось очень и очень сомневаться. В особенности со стороны Цитрона и Губарева, которые так и не получили награды. У Цитрона настроение надолго было испорчено. Все злорадствовали по адресу Карлова:

– Вот это «фитиль»!

«Фитиль» действительно был большой. Сам член Военсовета решил наградить меня, чье имя ни разу не упоминалось в представляемых редактором списках. Златопольский сдержал свое слово.

Тут же Губарев, переговорив с Карловым, не глядя на меня, сказал, чтобы я сходил в отдел кадров за бланками наградных листов, которые нужно заполнить и тут же сдать в армию.

Где находился отдел кадров – я точно не знал. Уже вечерело, наши машины были готовы к путешествию. Отъезд задержался из-за меня.

Несколько часов носился я по лесам и болотам, разыскивая отдел кадров. Взошла полная луна. Лесные дороги были пустынны. Редко попадался навстречу боец или командир. Никто не знал, где находится отдел кадров, либо давали противоречивые и неточные указания. Лица все незнакомые – наша армия ушла, а на смену ей уже явилась новая, незнакомая. Очевидно, 68-я, Сталинградская. Я лазил вниз и вверх по оврагам, сбивался с пути, описывал круги, как заяц, и вновь возвращался на старое место, попадал в болота. Тонкий лед трещал, я проваливался по колено в воду.

Совершенно измученный, вспотевший до того, что гимнастерку хоть выжимай, я вернулся наконец в редакцию, так и не найдя проклятого отдела кадров. Тут узнал, что, в сущности, незачем было меня гонять. Бланки наградных листов отыскались в самой редакции. С ними послали в отдел кадров Денисюка.

Хорошо, что в самый последний момент все же удалось оформить мое представление к награде. И все-таки до сих пор я не уверен, получу ли.

Москвитин говорит, что я имею полное право на Красную Звезду, и что если бы в наградном листе, отправленном редакцией, стояла именно такая награда, Горохов подписал бы не задумываясь. Но наградной лист заполнял Губарев (не Карлов), и, конечно, мне не приходится рассчитывать на такую «щедрость» с его