Книга Время прощать - Дженнифер Чиаверини

– Я здесь, – откликнулась Гвен, неловко вставая: она сидела, подогнув ноги под себя, и правая ступня у нее занемела.

Войдя, Саммер увидела, что мать энергично топает.

– Вызываешь музу?

– Пока нет, – рассмеялась Гвен и, прихрамывая, приблизилась к дочери, чтобы ее обнять.

С каждым днем Саммер как будто бы становилась все выше и стройнее. Может быть, Гвен так казалось, потому что она подсознательно сравнивала дочь с собой, а ее собственное тело росло только вширь.

– Пол из твердой древесины. Если я кого и смогу вызвать, то только парочку дриад – не больше.

Хотя Саммер улыбнулась, Гвен заметила в ее лице какую-то напряженность:

– Что случилось, детка?

Рухнув в кресло, Саммер задала глупый вопрос:

– Как ты поняла?

– Я же твоя мама! – Это, по крайней мере, измениться уже не могло, как бы далеко дочь ни уехала. – Мой локатор уловил тревожный сигнал. Рассказывай.

Саммер подобрала с пола подушку в виде медвежьей лапки и прижала ее к груди.

– Я хотела поговорить насчет выпуска.

Вот оно! С тех пор как Джуди получила письмо от сестры, Гвен ждала этого момента. Может, стоило первой заговорить с дочерью о ее отце, но она все надеялась, что дело как-нибудь обойдется без него. Уже больше двадцати лет все в их жизни без него обходилось.

– Кажется, я догадываюсь.

Саммер расширила глаза.

– Ты знаешь, о чем я хочу поговорить?

– Думаю, да. – Гвен задумалась. – Детка, если хочешь пригласить на выпускной отца, я не против.

Сначала его еще нужно было найти. В последний раз Гвен слышала о нем десять лет назад: тогда он содержал интернет-кафе в Санта-Крузе.

– Пригласить его?! – воскликнула Саммер. – Да чего ради? Зачем это надо, чтобы он примазывался к твоей славе, если мои успехи – только твоя заслуга?

Гвен было ужасно приятно это слышать, но она скромно ответила:

– Заслуга принадлежит тебе. Ты упорно работала, и я очень тобой горжусь.

Саммер продолжала кипятиться:

– Кому он вообще нужен? Может, он и имени-то моего не знает!

– Я почти уверена, что знает, – ответила Гвен, подумав.

– «Почти уверена»! – фыркнула Саммер. – Прекрасно! Если он когда-нибудь объявится, пообещай мне, что сделаешь вид, будто вы не знакомы.

Гвен кивнула, удивленная тем, в какое негодование пришла ее дочь.

– Не объявится. Скорее всего, он понятия не имеет, где мы живем.

Вряд ли Деннис принадлежал к числу постоянных зрителей передачи «Проселочные дороги Америки».

– Ну и хорошо. – Саммер резко встала и криво улыбнулась. – Извини, что я так завелась.

Гвен обняла ее.

– Все в порядке.

После этого, похвалив одеяло и обсудив с матерью идею ее рамки, Саммер пошла куда-то обедать с друзьями. Только проводив дочь, Гвен поняла, что она так и не сказала о том, ради чего приходила. Но дело было не в Денисе. Уже хорошо. Девочка, слава богу, и раньше не особенно из-за него переживала. Она не смущалась, ни когда в школе задавали сочинения типа «Профессия моего папы», ни когда приходилось вместе с одноклассниками готовиться ко дню отца. Гвен с Денисом разошлись еще до рождения дочки, и она совсем его не знала.

Когда Саммер спросила мать, почему они развелись, та честно ответила, что ей труднее было бы сказать, почему они поженились. То время, когда она причисляла себя к «детям цветов», виделось ей как в тумане, и все же такие немаловажные моменты, как собственное замужество, она, по идее, должна была помнить. Вероятно, их просто с головой накрыла волна любви ко всему миру. Оставалось только догадываться, как вытянется лицо Саммер, если она услышит такое.

Гвен часто шутила, что они с Денисом были женаты пять минут. На самом деле они прожили вместе почти год. Она решила прервать учебу в колледже, чтобы накопить жизненного опыта: попутешествовать автостопом, поучаствовать во всяких экстравагантных затеях, в которых, как она теперь надеялась, никогда не захочет участвовать Саммер. Дениса Гвен встретила на антивоенном митинге в Беркли: выкрикивая лозунги, он жег чучело Линдона Джонсона[10] и показался ей очень привлекательным. Потом Гвен поняла, что приняла восхищение его гражданской позицией за восхищение им самим, а страстное стремление к справедливости – за страсть к нему. Но тогда ей казалось, будто она нашла настоящую любовь.

После церемонии, на которую они явились босиком (в феврале выдержать такое было достаточно трудно, но Денис настоял), молодожены отправились колесить по стране с двумя другими парами в микроавтобусе, увешанном знаками мира. Сейчас Гвен не совсем понимала, как они тогда умудрились не умереть с голоду, ведь самосохранение заботило их меньше всего на свете. Они позволяли себе ехать куда захотят. Их ничто не удерживало и ничто не поддерживало.

Беззаботное время кончилось, когда Гвен поняла, что беременна. В ней всегда была прагматическая жилка; та долго бездействовала и вот теперь начала заявлять о себе. Внезапно Гвен забеспокоилась, чем они с Денисом будут питаться, где и как жить, какого будущего она хочет для ребенка, какая мать из нее получится. То, что муж употребляет наркотики, раньше только слегка ее раздражало, а теперь не на шутку тревожило. Когда она попросила его бросить, он сказал: «Ты мне просто завидуешь: самой хочется курнуть травки, но у тебя от этого мигрень. Расслабься, детка». Он выдохнул беременной жене в лицо облако дыма и наклонился к ее животу: «Малыш, это тебе». Довольный своей шуткой, Денис запрокинул голову и самозабвенно рассмеялся. Гвен пришла в такую ярость, что, как только они остановились на заправке, запихнула свои вещи в рюкзак и исчезла, ничего не говоря ни Денису, ни друзьям. Интересно, долго ли они ждали ее, прежде чем поняли, что она не вернется?

Она поехала к родителям. При виде блудной дочери они расплакались, тем самым внушив ей чувство вины. На самом деле она их не забывала: просто с дороги писать письма было не очень удобно. Когда Саммер исполнился год, Гвен вернулась в колледж, а к одиннадцатому дню рождения дочки получила докторскую степень и место преподавателя в Уотерфорде. Изредка в городок заезжали старые друзья Гвен. Она засиживалась с ними до глубокой ночи, вспоминая те дни, когда они пытались изменить мир и кое в чем действительно его изменили. Кто-то из них продолжал борьбу за мир и справедливость, а кто-то променял бусы из бисера на «БМВ» и завел себе индивидуальный пенсионный счет. Иногда Гвен привозили новости о бывшем муже: он снова женился и снова развелся, открыл магазин аксессуаров для курения марихуаны, приковал себя к гигантской секвойе в штате Орегон, чтобы ту не спилили. Денис никогда не пытался связаться с Гвен, чтобы справиться о ребенке, а она никого не просила передавать ему известия. Может, зря? Может, нужно было добиться от него участия в жизни дочери?