Книга Шепчи мне о любви - Ширли Басби

Угроза осталась невысказанной, но от этого она не стала менее страшной, и Лусинда смогла перевести дыхание, лишь когда тяжелая грубая рука оторвалась от ее губ. Полубезумными глазами смотрела графиня Сен-Одри на едва проступающие из мрака черты, желая от всей души, чтобы происходящее оказалось сном, и в бессильном ужасе сознавая, что она не спит…

Болезненно сглотнув, женщина спросила хрипло:

— Что вы хотите? Я-я-я не п-п-посылала за вами! Неприятная улыбка искривила губы человека в черной шляпе.

— Теперь в этом нет нужды. Я здесь по собственному делу. Для начала не расскажешь ли ты мне, что понадобилось от тебя твоему очаровательному мужу в столь поздний час?

Вздрогнув, Лусинда посмотрела на одноглазого с полуоткрытым от удивления ртом:

— Как., вы узнали?

— От меня немногое ускользает — особенно то, что касается красавца графа Сен-Одри и его прекрасной графини. В конце концов мы так давно знакомы, не так ли?

— Вы действительно хотите знать, что я делала в комнате моего мужа? Разве об этом трудно догадаться? — И она томно, расслабленно вытянулась перед ним.

— Только не рассказывай мне, что ты только что из постели графа!

— Разве в это так трудно поверить? — Лусинда даже пыталась кокетничать.

Одним движением одноглазый сбросил с нее покрывало. Тонкий шелк ее ночной рубашки был почти прозрачен и не скрывал ничего. Когда ночной гость кончил осмотр, его взгляд скользнул по напряженному красивому лицу женщины, и он пожал плечами:

— Совсем нет, если бы я совершенно случайно не узнал, что он не спит с тобой с тех самых пор, как сделал неприятное открытие, что женился на объедках своего братца!

Рука Лусинды взметнулась со скоростью змеи, но он оказался быстрее, и его пальцы тисками сжали тонкую кисть.

— Неужели ты забыла, что мое знакомство со Стивеном еще более давнее, чем наше, сладостная, сладостная Лусинда! — Человек в черной шляпе цинично рассмеялся — Граф был не на шутку раздосадован твоим трюком. Я думаю, он действительно был влюблен в тебя вначале, и бедняга был просто потрясен, когда истина открылась ему.

— Я не знаю, о чем вы!

Человек в повязке только улыбнулся:

— О, ты знаешь, ты все знаешь, моя милая! И тебе бы сошли с рук все твои фокусы, если бы, к несчастью, твой муженек не переболел в юности особым вирусом свинки! Ты ведь знаешь, что он чуть не отправился на тот свет? Однако он не умер, вот только эта детская болезнь лишила его надежды на отцовство.

Ну, разве это не интересно?

— Откуда вам все это известно? — Лусинда была в ярости, как вздыбившаяся кошка.

Удобно усевшись на постели рядом с ней, одноглазый ухмыльнулся:

— Мне рассказал об этом твой красавец муж… Страх и ярость исказили красивое лицо женщины до неузнаваемости, и она прошипела:

— Ты лжешь! Ты все выдумал! Зачем Стивену было откровенничать с тобой?

Одноглазый казался удивленным:

— Для чего мне лгать? Что мне это даст? Стивен рассказал мне все — это было еще в нашу первую встречу, он был тогда пьян как сапожник и потратил уйму времени, объясняя мне, как это важно — чтобы я помог ему решить одну проблему…

— Не верю! Ты не можешь доказать этого! — с бешеным отчаянием выдохнула графиня.

— Вероятно, нет , если, конечно, сам Стивен не захочет объявить всему свету, что его сын в действительности ублюдок его покойного брата!

— Замолчи! Замолчи немедленно! — закричала Лусинда. Пытаясь взять себя в руки, она глубоко, судорожно вздохнула, подыскивая аргументы, опровергающие страшную правду.

Со злобой на лице одноглазый взглянул на Лусинду. Взгляд его испугал женщину, и Лусинда спросила боязливо:

— О чем вы думаете? Что вы собираетесь делать? Во время долгой, мучительной паузы он молча смотрел на нее. Хотя и было ясно как белый день, что она будет пулами преподать урок. В уголках его рта показалась гадкая, похотливая улыбка, пальцы потянулись к ее груди.

— Почему бы и нет? Это было бы так пикантно, так, я бы сказал, нравоучительно!

Дыхание Лусинды стало резким, словно ее колотил озноб.

— Нет! — выдохнула она хрипло.

Не обращая внимания на женщину, внезапным злобным движением он рванул тонкий материал и обнажил Лусинду до талии, так что полные, с розовыми сосками груди оказались открыты. Темный глаз сверкал от удовольствия, глядя на беспомощное существо, лежащее перед ним. Он прекрасно чувствовал ее страх и отвращение, и это волновало его почти так же, как приглашающая обнаженная плоть. О, как долго он позволял созданиям, подобным Лусинде и ее мужу, обращаться с ним с презрением и высокомерием; как долго в качестве одноглазого он был простым орудием, которому платили и о котором тут же забывали, но скоро этому конец… Как часто, думал он лениво, пока его пальцы грубо ласкали теплую плоть женщины, позволял он этим богатым высокородным дуракам думать, что они повелевают им, хотя это он незаметно и неизбежно завлекал их в свои сети до тех пор, пока они не обнаруживали, что не они, а ими управляют. Скоро ему не нужна будет маска одноглазого, не потребуется осторожничать с такими, как Лусинда. Она и ей подобные послужили его целям, и теперь он может не церемониться с ними. Он богат, а когда женится на Моргане и она займет свое законное место графской дочери, он поднимется на самый верх, войдет в клан наиболее могущественных и почитаемых вельмож, к чему, собственно говоря, и стремился всю жизнь. Они вынуждены будут принять его в свою среду ради его жены. Тут морщина ненависти пересекла его лицо. Но прежде всего — разделаться с Манчестером…

Болезненный стон Лусинды, когда он в беспамятстве сдавил ее грудь, вернул негодяя к действительности Женщина была в столбняке, и он откровенно, грубо наслаждался этим. Умышленно разорвав остатки ночной рубашки, одноглазый разглядывал ее прелести. Хотя Лусинда не двигалась, ее глаза были полны ярости. Но одноглазый не боялся, что она закричит, — слишком многое пришлось бы ей потерять. Он знал, что может издеваться над ней самым унизительным образом и она будет держать язык за зубами.

— Скажи мне, крошка, Стивен знает, что это ты погубила его обожаемую Эстер? Я знаю, что, когда она заболела, вы оба решили в случае ее смерти немедленно избавиться от ребенка, но знал ли он, что это ты сжила Эстер со света? Дай подумать… Не арсеник ли виноват, который я достал для тебя? Арсеник, которым ты усердно потчевала Эстер до самого рождения девочки? Да ты бы взбесилась, если бы бедняжка не умерла! — Он недобро улыбнулся. — Тебе следовало бы увеличить дозу, тогда бы она не дожила до родов, но ты всегда была слишком осмотрительной, всегда заметала следы как можно тщательнее и поэтому медлила.

С телом, открытым для его мерзких взглядов и прикосновений, с душой, вся недоброта которой обнажилась, Лусинда чувствовала себя уязвленной, как никогда. Было и так ужасно, что она жила почти двадцать лет в страхе быть разоблаченной каждый Божий день.