Книга Клуб ракалий - Джонатан Коу

— А после он передал мне через Филипа письмо. — Ты говорила.

— И попросил меня съездить с ним на день в Лондон, в галерею Тейт. Помочь ему со школьной экскурсией.

— Да, да.

— Так все и началось. От школьников мы отстали. Он показывал мне картины, говорил о живописи, о скульптуре — о вещах, над которыми я никогда прежде не задумывалась. Я могла бы целый день слушать его рассказы об искусстве. Прошло уже столько месяцев, и самое смешное — мы так ни разу и не… не легли в постель или еще что. Я тебе говорила? — Да.

— Мы только разговариваем, и все.

— Я знаю. Ты рассказывала.

— Но как красиво он говорит. Вот это мне в нем и нравится. Он такой…

— Такой краснобай. Об этом у нас тоже был разговор.

Вошли еще двое посетителей. Сели они в другом углу кафе, однако Барбара все же понизила голос.

— Я люблю Сэма. Он так замечательно ко мне относится. И ничем всего этого не заслужил. Я понимаю, для того чтобы водить междугородный автобус, большого ума не нужно, мне просто хочется… хочется, чтобы ему было что сказать, хоть иногда.

— Сэм знает, что вы снова встречались?

— Знает.

— И что он говорит?

— Говорит, что я должна выбирать. «Либо он, либо я» — так он выразился.

— А что ответила ты?

— Я сказала, что он был хорошим мужем, что я останусь с ним.

Шейла облегченно вздохнула: — Ну вот и прекрасно. Вот это правильно. Значит, с тем ты порвала?

— Пока еще нет.

— Так сделай это. Напиши ему письмо, объясни, что больше так продолжаться не может.

— Я уже пробовала, много раз. Он просто пишет в ответ, со всеми этими словами. Красивыми словами, которых я не понимаю. Ах, Шейла, ну что же мне делать?

— Я сказала тебе, что делать. Уже три или четыре раза.

Но Барбара не слушала ее. Голову Барбары наполняли слова — не Шейлы, конечно, его слова. Звуковой поток, многосложный водоворот, в котором она ощущала себя утопающей и сейчас: воспарение вожделение благоговение Афродита-возлюбленная игривость жеманство ласкательство непорочность любовное послание преклонение брачный союз эпиталама. Они кружились в ее голове быстрее даже, чем кофе, который она, сама того не замечая, помешивала в последние несколько секунд со все возраставшей скоростью, — пока Шейла не остановила ее ладонь и не сказала снова:

— Барбара, ты должна перестать встречаться с ним.

Миссис Чейз подняла взгляд и, казалось, впервые ее заметила.

— Ты была мне такой хорошей подругой, — с мечтательной интонацией сообщила она. — Но мне нужно знать одно: что ты мне посоветуешь?

* * *

Одним дождливым вечером Колин Тракаллей и Сэм Чейз встретились в «Черной лошади». Сидели за столиком в углу и пили «Брю XI», пинту за пинтой.

— Сегодня плачу я, — сказал Сэм. — Будем считать, что это мой способ отблагодарить тебя. За то, что ты оказался таким хорошим другом.

Колина слова его тронули. Они чокнулись, сделали по большому глотку.

— Думаю, теперь можно с уверенностью сказать, — продолжал Сэм, — что кризис позади. Миг опасности благодаря тебе миновал.

— Благодаря мне?

— Я последовал твоему совету, и, похоже, это сработало.

— Так что произошло?

— Ну, как ты знаешь, я собирался сойтись с ним лицом к лицу. Но ты предложил мне подход более тонкий.

— Весь опыт моей работы, — сказал Колин, — говорит, что в такого рода делах не следует переть напролом, точно бык в ворота.

— Вот именно. Но ведь быка надо брать за рога.

— Так ты поговорил с Барбарой?

— Поговорил. Я сказал: Барбара, мы оказались на распутье. Это конец пути. Либо он, либо я. Тебе придется выбирать. Так прямо и сказал: не бывает, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

— И что она ответила?

— Сказала: перестань говорить штампами. — Он опустил стакан на стол и доверительно склонился к Колину: — Штука в том, Колин, что мне нужно еще много чего наверстать, в смысле образования. Понимаешь, мои родители особо важным его не считали. Так что придется все начинать сначала, с первого шага. Я тут взялся почитывать кой-какие умные книги, которые притаскивает из школы Филип. Беру их в дальние рейсы, стараюсь малость расти над собой. Дело трудное, но я своего добьюсь. Светлый день всякому выпадает.

— Знаешь, Сэм, я тебя уважаю. Честное слово. — Я смогу снова завоевать ее, Колин. Точно тебе говорю.

— И я так думаю.

— Самое худшее уже позади, я уверен. Тучи рассеялись, я вижу свет в конце туннеля. Это затишье после бури.

— Вообще-то затишье перед бурей бывает, — поправил его Колин.

— Да, но нет и худа без добра.

— Вот это верно, — сказал Колин, и они еще раз сдвинули стаканы.

— Я не из тех, кто падок до предсказаний, — объявил Сэм, и Колин мысленно улыбнулся, ибо и он заметил уже, что такова неизменная прелюдия друга к любому его предсказанию. — Но думаю, можно с уверенностью сказать, больше они встречаться не будут.

12

Клэр зачарованно следила за тем, как мистер Слив подцепляет вилкой большой кусок кофейно-орехового торта. Барбара открыла рот, и мистер Слив медленно, осторожно пронес угощение между ее зубами и выложил на ожидающий язык. Глаза Барбары были томно закрыты. Они проделали это, не вступив в контакт сколько-нибудь физический, и все же в поведении их сквозила поразительная интимность. Возьмись они любить друг друга прямо на столике, впечатление создалось бы точно такое же.

Суббота уже перевалила за полдень, Клэр сидела в кафе галереи «Икона» на Бриндли-плейс. Рядом с ее столиком возвышалась колонна, из-за нее-то Клэр и подглядывала исподтишка за влюбленными, каждый из которых мог бы заметить ее, не будь оба столь увлечены неторопливым, неоспоримо чувственным поглощением торта. Мистер Слив Клэр не так уж и волновал: он никогда ничего ей не преподавал, а единственным, что могло выдать ее принадлежность к «Кинг-Уильямс», была стопка черных номеров «Доски» за 1974 и 1975 годы на ее столике. А вот опасность того, что ее узнает миссис Чейз, была намного серьезнее. Они не раз сталкивались на улицах Нортфилда, и однажды, при случайной встрече в торговом центре «Гросвенор», Филип представил их друг дружке. Так что на глаза миссис Чейз лучше было не попадаться.

Судя по всему, влюбленные разговаривали об искусстве. Собственно, говорил все больше мистер Слив, Барбара просто взирала на него с восторженным обожанием, округлив покрытые кофейным кремом и крошками губы. До Клэр доносились лишь отдельные слова, и это ее огорчало. Да, но зато какие слова! Она расслышала «триптих», «акварель», «валеры» и «гуашь», слова эти вышептывались, точно позаимствованные из записной книжки Казановы термины обольщения. Клэр слышала, как мистер Слив распространяется о «светотени», «церопластике», «петроглифах» и «гризайлях», и он представлялся ей странствующим трубадуром, распевающим серенаду под каким-нибудь веронским балконом. Ясное дело, монолог этот мог быть лишь прелюдией — или послесловием — к посещению самой галереи. Побывали они уже там или только еще собираются? Клэр, напрягая слух, желала лишь одного: чтобы все прочие посетители кафе умолкли.