Книга Горький без грима. Тайна смерти - Вадим Баранов

Только один Горький мог поднять враз столько писателей на эту работу, говорил Лев Никулин.

3 сентября Горький произносит проникновенную речь на слете ударников Беломорстроя. 6 сентября беседует о Болшевской коммуне, а 19 сентября его утверждают редактором книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства. Под редакцией М. Горького, Л. Л. Авербаха, С. Г. Фирина».

На следующий день он выступает на заседании президиума Коммунистической академии с речью о значении канала, а уже к 17 октября утвержден план издания, приуроченного к XVII съезду партии.

До 20 декабря Горький написал предисловие к ней, а 5 января была опубликована информация об окончании работ.

В столь короткий срок никогда еще не создавалась такая объемистая книга (свыше 400 страниц большого формата, с иллюстрациями, схемами, толкователем непонятных слов и выражений). В производство она была сдана 12 декабря 1933 года, а из печати вышла через месяц с небольшим. Воистину нет таких крепостей, которых бы не брали большевики, особенно если надо было отрапортовать о достижениях к какой-нибудь знаменательной дате. В данном случае — к приближающемуся XVII съезду партии.

Авторами книги стали: Л. Авербах, Б. Агапов, С. Мальмов, A. Берзинь, С. Буданцев, С. Булатов, Е. Габрилович, Н. Гарнич, Г. Гаузнер, С. Гехт, И. Горбунов, М. Горький, С. Диковский, Г. Дмитриев, К. Зелинский, М. Зощенко, Вс. Иванов, Вера Инбер, В. Катаев, М. Козаков, Г. Корабельников, Б. Лапин, Д. Лебеденко, Д. Мирский, Л. Никулин, В. Перцов, Я. Рыкачев, Л. Славин, А. Тихонов, А. Толстой, К. Финн, З. Хацревин, B. Шкловский, А. Эрлих, Н. Юргин, Бруно Ясенский.

Как видим, в этом не таком уж коротком списке наряду с именами, мало что говорящими читателю спустя десятилетия, а порой подзабытыми несправедливо, есть и такие, что украшают нашу литературу.

Среди тех, кто принимал участие в поездке, но по той или иной причине не стал автором книги, следовало бы упомянуть Л. Леонова и Б. Пильняка, И. Ильфа и Е. Петрова, Л. Сейфуллину, М. Шагинян и Н. Погодина, М. Рыльского и Ю. Яновского, К. Тренева и Л. Соболева.

Открывалась книга статьей Горького «Правда социализма». С трудом укладывается в нашем сознании сегодня все то, о чем статья. В ней Горький приветствует процесс «массового превращения бывших врагов пролетариата-диктатора и советской общественности в квалифицированных сотрудников рабочего класса и даже в энтузиастов государственно необходимого труда». Пишет о покорении «враждебной людям природы», о том, что введенная ГПУ исправительно-трудовая политика блестяще оправдывает себя, о мещанстве и профессиональном чванстве как препятствиях на пути воспитания нового человека… О чем угодно, но только не о реальных трагедиях тысяч и тысяч людей.

Писатель с гигантским жизненным и профессиональным опытом, он совершенно не замечает разительных противоречий в примерах человеческих судеб, которые приводит в статье. В одном случае это исповедь бывшего «кулака», чье хозяйство страдало и от белых, и от красных, и от немцев. Но в годы нэпа он все равно восстановил все хозяйство. «В 29 году оказалось, что я Советской власти противник, враг». Так попал он на строительство канала. Где русский человек не приживется? Плотник, он прижился и здесь, стал обучать ремеслу других. Вывод? «Плотничья работа — спокойнее, а к земле не вернусь, в колхозе я — не работник, а на какой-нибудь своей десятине — тоже радости не найдешь, лучше в носе пальцем ковырять».

Выразительнейший и горестный пример того, как происходило отчуждение крестьянина от земли, его раскрестьянивание. Но писатель, увлеченный построением своей концепции, не видит этого.

Считалось, что канал создан руками «преступных элементов» — воров, проституток, спекулянтов, перековывавшихся в процессе коллективного труда под уверенным и квалифицированным руководством. Только ли такими руками? Но об этом — дальше…

Горькому казалось, что коллективный труд на воздухе гораздо предпочтительнее в сравнении с пребыванием в условиях тюремного заключения. Может быть, в принципе это и так, но практика показывает, что совмещение в одном лагере уголовников и политических оборачивалось для интеллигенции самыми драматическими последствиями.

Вслед за статьей Горького в книге шли разделы, названия которых весьма характерны: «Страна и ее враги», «ГПУ, инженеры, проект», «Заключенные», «Чекисты», «Люди меняют профессию», «Добить классового врага», «История одной перековки», «Имени Сталина»…

Так или иначе, коллективная работа писателей по созданию летописи Белбалтлага явилась печальной и горестной страницей в истории нашей литературы. Она была шагом на пути к тому «сплочению» сил, которое вело к нивелировке индивидуально-личностного начала, а оно-то и составляет основу процесса литературного творчества.

Писателям были созданы все «условия» для работы. Прежде всего надлежало обеспечить бодрый, приподнятый настрой. Организовали поездку на «линкольнах» в Петергоф для осмотра его дворцов и фонтанов, включенных в честь писателей и низвергавших водопады, сверкавшие на августовском солнце… После — невероятный обед в банкетном зале ленинградского ресторана «Астория».

Едва ли не самый молодой участник поездки, еще вчера бывший макеевский доменщик, ставший писателем, Александр Авдеенко буквально «ошалел от невиданного изобилия», как он напишет потом в повести «Отлучение». «Будто ожили картины, виденные в Эрмитаже. На огромных блюдах, с петрушкой в зубах, под прозрачной толщей заливного, растянулись осетровые рыбины и поросята. На узких и длинных тарелках розовеют ломтики истекающей жиром теши, семги, балыка. Бессчетное количество тарелок завалено пластинками колбасы, ветчины, сыра. Плавают в янтарном масле шпроты. Пламенеет свежая редиска. В серебряных ведерках, обложенные льдом и накрытые салфетками, охлаждаются водка, вино, шампанское, нарзан, боржом…» Это — только закуска…

Основательность заботы о них, проявляемой устроителями поездки — органами ОГПУ, писатели чувствовали постоянно. В спецпоезде, отправлявшемся к Медвежьей горе, месту отплытия парохода «Анохин», в четырехместном купе располагались по три человека. Четвертое место занимал… ящик с вином, коньяком, копченой колбасой… Разве плохо, если молодые, в большинстве своем, люди, собравшись воедино — не так уж часто писатели собираются вместе, — пообщаются, повеселятся, отвлекутся от каких-то там житейских неурядиц, забудут слухи о «недостатках» с продовольствием в стране…

…Спустя два года Роллан в дневнике с присущей его писательскому взору проницательностью подметит, что в стране, строящей социализм, происходит недопустимое социальное расслоение народа, «великая коммунистическая армия со своими руководителями рискует превратиться в особый класс, и, что всего серьезнее, — в привилегированный класс». Изложив в своем московском дневнике это обобщающее и очень важное по своей проницательности суждение, Роллан далее переходит к характеристике образа жизни своего друга: «Такой добрый и великодушный человек, как Горький, переводит за столом (хотя к еде сам едва прикасается) пропитание многих семей, ведет образ жизни синьора, не задумываясь об этом (и не испытывая от этого никакого наслаждения — наибольшей радостью для него была работа грузчика на Волге!)…» И все это — когда народу живется очень тяжело и «приходится все еще в тяжелой борьбе добывать себе хлеб…».