Книга Проклятие дома Ортанов - Денис Юрин

– Че зыркаешь, дура?! – вместо приветствия произнес зависший в воздухе победитель, успокаивающе похлопывая перепончатыми крылышками. – Сейчас очухаются! Быстрее давай ныряй в дырку!

Ресницы все еще прижимавшейся бочком к ограде девушки быстро захлопали. Танва пыталась сообразить, что за дырку такую крылатый спаситель имеет в виду? Если бы бесенок дал ей чуть больше времени, то она непременно поняла бы, что речь шла о той самой стене, которая только что поглотила графа и из которой затем появился летучий проказник. Однако бесы не отличаются большим терпением, у них вздорные, вспыльчивые и очень импульсивные характеры, заставляющие хозяев постоянно что-то делать и непрерывно находиться в движении. Видимо, куда-то торопясь или просто потому, что он ненавидел проводить время в ожидании, крылатый спаситель подлетел к девушке, вцепился когтистыми ручками в подол ее платья, а затем волоком потащил белошвейку к стене.

Громко крича и извиваясь всем телом, девушка несколько раз пыталась отвесить нахалу пинка, но каждый раз промахивалась и от этого злилась еще больше. В этот момент ей, к сожалению, не пришло в голову, что необычный спаситель совсем не хотел ее унизить, просто он оказался недостаточно силен и слишком измотан пляской на черепе гаржи, чтобы оторвать ее тело от земли и плавно пронести его по воздуху.

* * *

Танва очнулась в темноте и сырости маленького чулана, весьма напоминавшего ту самую каморку, в которой она прожила несколько лет, будучи еще белошвейкой. «Неужто все это было лишь сном?! – пришла в голову мысль, когда девушка открыла глаза. – И ортаны, и гаржи, и летучий бес явились ко мне лишь во сне. Вот сейчас, как всегда без стука, заявится сварливый племянник хозяина и сразу с порога начнет орать, что петухи уже пропели, а я еще не одета! Как будто прыщавый чудак не рад застать меня неглиже!»

Преисполненная двойственным чувством: с одной стороны, радостью, что все увиденные ею ужасы были лишь сном, из которого все-таки удалось выбраться, а с другой стороны, печалью, что ей придется вернуться к серой, невзрачной жизни и монотонной, изматывающей работе, девушка поднялась на кровати. Она попыталась сесть, но, больно ударившись лбом о низкий потолок, повалилась обратно.

Вот тут-то Танва и поняла, что события последних дней ей не приснились. Она лежала не на своей кровати, а на чужом жестком лежаке, укрытая сомнительной чистоты пледом, в заваленной чужим, незнакомым барахлом комнатушке, потолок которой находился всего в метре с небольшим от пола, а вместо окошка с цветочными горшочками на подоконнике виднелась лишь небольшая, защищенная решеткой щель. Обитать в таком жилище, весьма смахивающем на захламленную собачью конуру, могло лишь очень маленькое и неряшливое существо, какое встречается лишь в легендах да детских сказках, например уродливый карлик, любитель поворовать всякие вкусности – гномик или…

В голове бывшей белошвейки всплыло слово «бес», и все сразу встало на свои места, тут же вспомнился крылатый обидчик, из-за которого ей пришлось пересчитать ребрами все камни на мостовой, да еще и окончательно разорвать первое подаренное ей в жизни платье. Приподняв все еще ноющую от ушиба голову, Танва с огорчением убедилась в том, в какую жуткую рванину превратилась ее одежда. Еще совсем недавно хорошенькое платьице было перепачкано пылью и грязью, да так сильно, что его уже не отстирать даже очень опытной прачке; но, кроме того, оно было разодрано в таких местах, что ни одна порядочная девушка не осмелилась бы выйти в нем в пустой двор, не то что на улицу.

Наверное, слишком мало прожившая среди ортанов и еще не избавившаяся от мешающей жить стеснительности девушка долго провалялась бы под дурно пахнущим пледом из-за глупой боязни показаться на люди в таком жалком и непристойном виде, однако внезапно раздавшийся из-за деревянной перегородки стон заставил ее по-иному расставить приоритеты: «Главное – бежать и выжить, а уж потом заботиться о том, кто что увидит! К тому ж я пленница беса, а крылатых отродий, как, впрочем, и многих остальных неживых существ, мало прельщает женская красота. Люди для них – всего лишь пища, а не объект вожделения, если им вообще знакомо подобное чувство!»

Умные люди не совершают дважды одну и ту же ошибку! Танва больше не пыталась сесть на кровати, а тихонечко перевалилась с лежака на пол и, по-собачьи встав на четвереньки, осторожно поползла к двери. За перегородкой что-то происходило, слышались шаги, стук и тихо бормочущий голос. Белошвейка предположила, что там находится ее новый тюремщик, а возможно, кто-то еще. Прежде чем отчаянно броситься в бой и вернуть себе свободу, девушка собиралась разведать, что творится в комнате по соседству. Ведь под рукой у замыслившей нападение беглянки, к сожалению, не оказалось даже такого смехотворного оружия, как проржавевшая вилка, а значит, ей следовало быть вдвойне осторожной.

Бесшумно приблизившись к выходу из своей крошечной темницы, то есть, проще говорят, пройдя всего пару-другую шагов на четвереньках, Танва прильнула к узкой щели между досками двери, еще более хлипкой, чем сомнительная перегородка, и вряд ли выдержавшей бы хотя бы средний по силе удар ее плеча. Впрочем, крушить дверь воинственно настроенная белошвейка не собиралась. Зачем разрушать то, что, будучи незапертым, ни в коей мере не стесняет твою свободу?

Глазам подсматривающей пленницы предстало весьма неожиданное зрелище. В помещении в два-три раза просторнее, чем ее темница, но с таким же низким потолком и совсем без окон, горело несколько свечей, причем очень дорогих, фигурных, какими даже ее бывший хозяин-лавочник, человек отнюдь не бедный, пользовался лишь по большим праздникам. Посередине стоял длинный дубовый стол, в высоту не больше обычной подставки для ног, но зато очень широкий и с отполированной до зеркального блеска поверхностью. На нем, закрыв глаза, лежал полностью обнаженный Тибар, а вокруг находившегося то ли во сне, то ли без сознания графа порхал не красношкурый бес, а небезызвестный белошвейке толстяк Арторис, незаслуженно снискавший прозвище Великолепный. Сперва Танве показалось, что, неизвестно откуда появившийся в подвале пакостный перевертыш задумал неладное, например, как гаржи, с которыми в последнее время он часто общался, полакомиться внутренностями беззащитного вельможи. Однако девушка вздохнула с облегчением, когда увидела в неуклюжих пальчиках толстяка не тесак и даже не нож с вилкой, а всего лишь парочку уже не раз использованных тряпок, из которых маленькое сварливое чудовище пыталось смастерить что-то отдаленно напоминавшее повязку. Арторис, с трудом бежавший из плена ортанов, теперь собирался помочь своему недавнему врагу и тюремщику. Танве очень захотелось узнать почему, а поскольку низкорослого толстяка она побаивалась куда меньше, чем притащившего ее неизвестно куда и, главное, зачем бесенка, она решительно открыла скрипучую дверь и с важным видом, чуть приподнявшись с четверенек, переступила порог комнаты.

– А-а-а, вот и наша соня проснулась! – выразил свое недовольство Арторис, даже не повернув головы в сторону открывшейся двери. – Ну ты и дрыхнуть горазда, лежебока! Я б на месте хозяина твоего тя каждый день порол, порол, порол!

Троекратное повторение последнего слова и интонация, с которой оно было произнесено, свидетельствовало не столько о возмущении толстяка, мучившегося в одиночку с перевязкой, сколько о его дурных пристрастиях в отношении молоденьких и красивых девиц. Танву этим было уже не удивить, девушка помнила, как пылко и страстно глазки мерзкого перевертыша пожирали ее в подземелье и как нахально его коротенькие распутные ручки пытались попасть туда, где им быть совершенно не полагалось. «Уж такова участь красавиц! – утешала себя белошвейка. – Каждый отвратительный сморчок, каждый уродливый заморыш пытается раздеть тебя взглядом, а кто посмелей, так еще и старается воплотить в жизнь свои примитивные похотливые мечты!»