Книга Нормандский гость - Владимир Москалев

Королева не отвечала, и Вия поняла, что она ждет ответа.

– Ах, боже мой, да я простила уже вас, ваше величество, – улыбнулась она.

– Правда? – Эмма в ответ тоже засияла улыбкой. – Ты и в самом деле простила?..

Вместо ответа Вия улыбнулась еще шире и кивнула.

Эмма, радостная, протянула к ней руки:

– Разреши тогда мне тебя поцеловать.

И, обняв девушку, приникла губами к ее щеке.

Немного отстраняясь, Вия, покраснев, проговорила:

– Ах, ваше величество, я, право, смущена… Если бы вы были моей подругой, я ответила бы тем же, но вы…

– А ты забудь, что я королева, – ласково глядя на нее, сказала Эмма, – вернее, что я была ею когда-то, и поцелуй меня тоже. Вот мы и подружимся с тобой, и сгинут отныне в Тартар черные тени, что пролегли меж нами.

Вия осмелилась и, приблизившись, поцеловала королеву-мать в щеку. Потом со смехом сказала:

– Теперь мы навеки стали подругами.

– В самом деле? – тоже засмеялась Эмма. – Что ж, я не против.

– Мне говорил Можер, так принято у них в Нормандии: коли поцелует один другого, а потом наоборот, то становятся эти двое друзьями.

Легкое облачко грусти омрачило при этих словах лицо Эммы. Никак не связывая это с нормандцем, а полагая, что королева-мать вновь предалась тягостным воспоминаниям, Вия тихо произнесла:

– Вы подумали о сыне? Не отвечайте; разве мне не понятно чувство матери?.. Но и я думаю о Людовике… Он был такой славный, и мы любили друг друга как брат и сестра.

– Не поверишь, как стыдно мне за тот случай, – промолвила Эмма, опуская взгляд. – Ведь ты пришла проститься с ним, как с другом, а я такое сказала…

– Вы были не в себе, только слепой мог не видеть этого. Что ж удивительного, если, обезумев от горя, вы накричали на меня? Конечно, мне было обидно, но…

– Я действительно тогда ничего не соображала, – глубоко вздохнула Эмма, не поднимая глаз. – Разум вернулся потом, когда уж поздно было… Ну, да что теперь говорить, все в прошлом. А сейчас, когда ты простила меня, – она поглядела на Вию глазами любящей матери, – я скажу тебе… – она замялась, неловко улыбнувшись. – Хочешь знать правду?

– Конечно, говорите, государыня, я вас слушаю.

– Ты сама не знаешь, какую радость мне доставила, – разоткровенничалась вдруг Эмма и всхлипнула, – ведь теперь у меня есть ты, а я думала, что осталась совсем одна… И, глядя на тебя, я буду вспоминать любимого сына… Но душа его уже на небесах, а тело в склепе под мраморной плитой, и я не смогу обнять его и сказать «мой сыночек». Но ты, Вия, здесь, со мной, ты часть Людовика, и я вместо него обниму тебя и скажу: «доченька моя»…

Она заключила девушку в объятия и расплакалась у нее на плече. Не выдержала и Вия: уж очень трогательной оказалась сцена, совсем как ее мать обнимала когда-то дочь, будучи живой.

А Эмма, гладя Вию по волосам, добавила, вконец расчувствовавшись:

– Вот видишь, как потянулись одно к другому наши сердца. Но ничего нет тут удивительного, правда ведь? Ты сирота, одна-одинешенька на этом свете… такою стала и я. Никого у меня больше нет… И некому поплакаться и душу излить, кроме тебя… – Она отстранилась, глядя Вие в глаза, ласково гладила ее по щеке, вытирая бежавшие слезы. Потом прибавила: – …Потому что ты мне теперь как дочь, которой у меня никогда не было, а я тебе…

– …как мать, которая была у меня когда-то, – закончила за нее Вия, и обе вновь разревелись, одна у другой на плече.

Наконец слезы иссякли. Они, радостно улыбаясь, поглядели друг на друга.

– Боже, какие у нас с тобой сейчас лица, – покачала головой Эмма. – Мокрые и опухшие от слез. А у меня так… – она обреченно махнула рукой. – Жаль, платка нет. Были, да я выбросила оба: мокрые насквозь.

– У меня есть, – обрадовалась Вия.

– Правда? Вот умница! Давай, я вытру тебе лицо.

Так и сделав, она протянула платок Вие.

– А теперь ты – моё, – и, пока любимица Людовика вытирала ее лицо, убирая остатки слез, добавила: – Можно, конечно, и самой, но со стороны всегда виднее, правда же?

– Ну ещё бы! – ответила Вия, и обе улыбнулись. Немного погодя, Вия удрученно вздохнула: – Увы, но этот платок уже весь сырой, а другого у нас нет.

– Вот бы архиепископа сюда с его длинной туникой до пят, что он обычно носит, – весело подмигнула Эмма, – мы бы задрали ее и нарвали из нее платков, а заодно… – она склонилась и что-то горячо зашептала Вие на ухо. И тотчас обе залились неудержимым хохотом, так что вновь пришлось вытирать слезы, но уже не платком, а мантией Эммы, да и слезы те были уже совсем иными.

Немного погодя, Эмма предложила:

– Хочешь, пойдем гулять? Будем бродить по парку и говорить, говорить… Я буду тебя слушать; Людовик говорил, ты такая мастерица рассказывать всякие забавные истории.

– Но, ваше величество, как истолкуют наше появление вдвоем придворные? – последовало резонное возражение.

– Не называй меня больше «ваше величество», хорошо, моя девочка?

– Тогда – «государыня»?

– И так не зови, не хочу. Ты не служанка мне.

– Но как же тогда? – растерялась Вия.

– Скоро мы перейдем на «ты»… Не возражай! Я знаю, так будет. А пока зови меня… зови меня… ах, я не знаю как.

– Вам надо надеть черное, – напомнила Вия. – Мы не можем так выйти.

– Да, девочка, так и сделаем, – вздохнула Эмма и взяла ее за руку. – Пойдем, я покажу тебе мою одежду, поможешь мне облачиться в траур.

Придворных в галерее было немного; увидев королеву-мать и Вию вдвоем, они раскрыли рты. Новоиспеченные подруги прошли мимо них, изредка обмениваясь короткими фразами, и, когда скрылись в конце галереи, двор загалдел на все лады, увидев в этом необъяснимом примирении знак непонятных грядущих перемен.

Идя по коридору, Эмма вдруг остановилась, оглянулась по сторонам и, убедившись, что они одни, поцеловала спутницу в губы. Вия улыбнулась.

– Знаешь, чему я безумно рада, хоть и не понимаю, как это произошло? – спросила Эмма.

– У вас осталось так мало радостей, что я горю желанием узнать, в чем заключается одна из них.

– Только не обижайся на меня, хорошо? Так вот, я счастлива, что покушение на твою жизнь не удалось и убийца сам пал вместе с Ортанс.

– Хотите знать причину? Это нормандец. Если бы не он…

Эмма вздернула бровь, потом грустно улыбнулась. И сказала:

– Я могла бы догадаться. Воистину, этот человек – добрый ангел-хранитель. Он всегда появляется тогда, когда надо появиться. Но теперь я знаю. Однако герцогу ничего не скажу.

– Какому герцогу?

– Нашему Гуго, конечно.